Невинный трофей бандита

Стоило ему сказать “говори”, как на меня напал ступор. В горле будто ком встал, и я смотрела на эти его навороченные часы, чувствовала, как горел темный взгляд у меня на лице, и не могла выдавить из себя ни звука. Не так я представляла эту встречу и совершенно не готовила речь, чтобы вот так вот, сходу, вывалить все что нужно и еще попробовать убедить, что мне действительно необходима помощь. В висках стучало, а во рту пересохло.

– Время идет, – подгонял меня мерзавец, унизивший меня и так достаточно сильно, чтобы теперь еще и насмехаться над моим положением и растерянностью.

– Адам Германович, – провела по пересохшим губам языком, заметив, как потемнели глаза Панкратова. Тут же покрылась пунцовой краской, потупив взор.

– Я понимаю, что разозлила вас и вы решили проучить нас с папой… – замолчала, не имея ни малейшего представления, что следует говорить дальше.

– Откуда такая уверенность, что мне есть дело до тебя и бывшего мэра? – усмехнулся Адам.

– Вы говорили, что сделаете в случае, если я не выполню ваших условий, – старалась игнорировать издевку в его голосе. – Я вижу, что вы человек слова. Наглядно показали, что бывает, если пойти против вашей воли.

Боже! Кто бы знал, с каким трудом мне давались эти слова. Я ненавидела себя за каждый произнесенный звук. Как я докатилась до такого, чтобы унижаться перед человеком, разрушившим нашу жизнь? Но как бы невыносимо ни было, еще сложнее мне давалось то, что папу осудят и упекут в тюрьму на долгие годы. И люди, те самые люди, что голосовали за него, радовались переменам в городе, будут поливать его помоями, думая, что он в самом деле взяточник и бесчестный человек.

– Теперь я иначе смотрю на ваше предложение и готова сотрудничать в обмен на то, чтобы вы поспособствовали папиному освобождению и освобождению моей подруги. Насколько мне известно, папа отдал долг за Настю, тогда почему же ее продолжают незаконно удерживать неизвестно где, и жива ли она, мне тоже не известно.

– Сразу условия выставляешь? – хмыкнул он, равнодушно мазнув по мне взглядом, и тут же перевел взор к окну. – Смелая ты девчонка, Ева Андреевна. Стержень в тебе есть, такой прямо прут металлический, – снова вернул глаза ко мне. – Наивная, правда, но стойкая.

Не понимала, издевается он или действительно такого мнения обо мне, но перебить мужчину не решалась.

– О каком сотрудничестве ты говоришь? – вперился в меня тяжелым, пристальным взглядом, от которого мне захотелось поежиться.

Вмиг ощутила себя жалкой букашкой рядом с огромным хищным зверем, способным прихлопнуть меня одной лапой.

– То, что вы хотели от папы. Он все подпишет, только, пожалуйста, помогите ему выйти из-под следствия.

А вот теперь он смотрел на меня как на глупую, совершенно несмышленую девчонку, выпрашивающую у родителей снег посреди лета.

– Забавная ты такая, – хмыкнул он. – И трогательная, Голубка, – на мгновение задумался, а затем снова взглянул куда-то в окно. – Мне уже ничего не нужно от твоего отца.

Последняя фраза прозвучала как приговор. Все потеряно. Он не спасет папу. Я облажалась, подвела единственного близкого человека. Меня охватил ступор, и я шумно втянула воздух, сдерживая подкатывающие слезы и думая: “Как быть”?

– Почему? – понимала, как глупо это звучит, но что-то же я должна сделать, а не сидеть безвольной куклой, молча принимая все подножки судьбы.

– Я решил этот вопрос и гораздо менее затратным способом. Поэтому твое предложение не имеет для меня ценности.

– Подождите, – повернулась всем корпусом к мужчине. – Хорошо, пусть вы и решили свою проблему. Но должно же быть что-то, чем я смогу с вами расплатиться за папину и Настину свободу.

– То есть ты настолько решительно настроена, что готова согласиться на любые условия? – вопросительно вскинул бровь, словно наслаждаясь моей беспомощностью.

– Разве у меня есть выбор? – устало посмотрела на него, игнорируя страх и дрожь внутри. – Вы моя единственная надежда, – не стала лукавить.

Все, что я успела понять об этом властном и опасном человеке, – с ним нельзя играть. Нужно сразу говорить все как есть, иначе есть шанс расплачиваться за обман еще более дорогой ценой.

– Как ты считаешь, что может стать равной ценой за свободу твоего отца и той потаскухи, что ты зовешь подругой?

Выжидательно смотрел на меня. А я растерялась. Не знала, что могу предложить. Ведь у меня ничего нет. Кроме себя.

– Могу работать на вас. Буду отрабатывать столько, сколько скажете. Только помогите освободить их.

– Как же учеба? – прожигал темными, казавшимися во тьме ночной совсем черными, глазами.

– Переведусь на заочное, – пожала плечами и откинулась на спинку дивана, стараясь спрятаться от его взгляда и не надеясь на чудо.

– А что же скажет папа, когда узнает, что ты продала себя в рабство в обмен на его свободу. Он примет освобождение, давшееся такой ценой?