Невиновные в Нюрнберге Слово в защиту подсудимых

23 октября 1938 года Риббентроп сделал полякам предложение, которое британский посол в Берлине Невилл Хендерсон назвал разумным ("предложение в духе Лиги наций"). Риббентроп потребовал проведения плебисцита в Польском коридоре, возвращения Данцига (чисто немецкого города) и строительства экстерриториальной двухколейной железной дороги и шоссе через Коридор к Восточной Пруссии, которая с 1919 года была отделена от остальной части Германии и попасть в которую можно было только морским путём, что было просто невыносимо; иными словами, речь шла о сухопутном мосте к Восточной Пруссии (X 260-269 [295-304]; 280-281 [317-318]; 367-369 [416-417]).

Взамен поляки получали значительные экономические привилегии: право пользоваться портовыми сооружениями Данцига и гарантию беспрепятственного вывоза польских товаров через порт данного города. Будущее Коридора решалось бы согласно принципу самоопределения, поляки получили бы доступ к морю, а германо-польский пакт о дружбе (подписанный Гитлером в 1934 году вопреки сильному неприятию в самой Германии) был бы продлён на новый срок (XIX 362-368 [399-406]). (Версию тех же событий в изложении обвинителей смотри здесь: III 209-229 [237-260].)

Таков был "нацистский план по завоеванию мира", ставший для союзников поводом для всей войны, включая Пирл-Харбор, Хиросиму и Ялту.

В ответ на немецкое предложение поляки заявили, что любое изменение статуса Данцига будет означать войну. Была объявлена всеобщая мобилизация. Депортации немцев продолжились, в результате чего у польско-германской границы стали появляться всё новые лагеря беженцев.

31 августа 1939 года польский посол в Германии Липский заявил, что он хорошо осведомлён об обстановке внутри Германии, проработав там не один год. Никакие дипломатические ноты или предложения со стороны Германии его не интересуют. В случае войны в Германии вспыхнет революция, и польская армия с триумфом дойдёт до самого Берлина (XVII 520-521 [565-566], 564-566 [611-614]; XX 607 [661]).

Риббентроп утверждал, что подобное отношение со стороны поляков делало войну неизбежной, что вопрос Коридора и депортаций обязательно нужно было решить, что и для Гитлера, и для Сталина соответствующие территории были землями, которых их страны лишились после губительной войны, за которой последовали не менее губительные мирные договоры (X 224-444 [254-500]; XVII 555-603 [602-655]).

В Нюрнберге у немцев для этого было только одно объяснение: поляки и англичане поддерживали контакт с так называемым немецким "сопротивлением", которое сильно преувеличивало свои масштабы (XVII 645-661 [699-717]; XIII 111-112 [125-126]).

В качестве свидетеля на суде выступил переводчик Гитлера Пауль Шмидт, который поведал, что немцы оказывались верить в то, что англичане вступят в войну после того, как их собственный посол назвал действия Германии разумными. Согласно Шмидту, когда было получено сообщение о том, что Англия объявила Германии войну, в комнате на целую минуту воцарилось молчание, после чего Гитлер повернулся к Риббентропу и сказал: "И что же нам теперь делать?" (X 200 [227])

Показания Шмидта пролили свет на знаменитое высказывание, приписываемое Риббентропу, согласно которому евреев следует либо убивать, либо отправлять в концлагеря. Согласно Шмидту (X 203-204 [231]), в действительности дело обстояло так. Гитлер оказывал давление на Хорти, побуждая его принять более жёсткие меры по отношению к евреям. Хорти сказал: "Что я должен делать? Я не могу их убить". На это Риббентроп, будучи крайне раздражён, ответил: "Есть два варианта: либо это, либо интернирование". В протокол конференции это было включено как: "Рейхсминистр иностранных дел сказал, что евреев нужно либо убивать, либо отправлять в концлагеря". На Нюрнбергском процессе эти слова были использованы против Риббентропа и всех других подсудимых, несмотря на показания Шмидта (всеми уважаемого человека, не бывшего членом нацистской партии), согласно которым протокол конференции был неточным (X 410-411 [462-463]).

Согласно Риббентропу, Редеру, Герингу и почти всем подсудимым (за исключением Шахта), Германия не была готова к войне и не планировала никакой "агрессии" (XVII 522 [566-567]; XXII 62, 90 [76, 105]).

Вторжение в Бельгию, Голландию и Францию нельзя назвать агрессией, поскольку это Франция объявила Германию войну, а Бельгия и Голландия разрешали английским самолётам каждую ночь пролетать над их территорией и бомбить Рур; в связи с этим немцы 127 раз выражали протест в письменной форме (XVII 581 [630]; XIX 10 [16]).

Геринг, Редер, Мильх и многие другие сообщили, что в 1939 году у Германии было только 26 подводных лодок, годных для эксплуатации в Атлантическом океане, по сравнению с 315 подводными лодками в 1919 году (XIV 26 [34]), и смехотворное, согласно словам Мильха, количество бомб (XIX 4-5 [11-12]).