Невиновный

Многообещающая бейсбольная карьера, чудовищный скачок в безумие камеры смертника, пребывание на волосок от казни, некомпетентные полицейские, не сумевшие разглядеть очевидного убийцу, – сюжет был богат и многослоен.

Просьбы об интервью стекались в кабинет Марка Барретта со всего света.

Шесть дней пропрятавшись в лесу, Глен Гор объявился сам. Он связался с адвокатом в Аде, который позвонил в тюрьму и уладил формальности. Обговаривая условия сдачи, Гор особенно заботился о том, чтобы не попасть в руки властей Ады.

Впрочем, беспокоился он напрасно. Шайка, не умевшая стрелять в цель, не горела желанием возвращать Гора, чтобы не получить еще один сомнительный суд на свою голову. Для того чтобы залечить тяжелые раны, нанесенные многим самолюбиям, требовалось время. Питерсон и полиция, прикрываясь официальным статусом, встали в позу, утверждая, что следствие открыто заново и они энергично продвигаются вперед в поисках убийцы или убийц. Гор – всего лишь один из игроков на этом поле.

Прокуратура и полиция так и не смогли заставить себя признать ошибку и цеплялись за тщетную надежду, что они могут еще оказаться правы. Может, еще какой-нибудь наркоман приковыляет в участок и сделает признание или снова приплетет к убийству Рона и Денниса. Может, откуда-нибудь появится новый доносчик-соглядатай. Может, полицейским удастся выжать очередное «сонное признание» из какого-нибудь свидетеля или подозреваемого.

Ведь это была Ада. Здесь рвение полицейских могло принять какой угодно новый оборот. В том числе и опять развернуться в сторону Рона и Денниса.

Глава шестнадцатая

Когда команда в отъезде, ежедневные ритуалы стадиона «Янки» варьируются мало. Не испытывая цейтнота в ожидании зрительских толп и журналистов и не имея необходимости постоянно содержать площадку в идеальном состоянии, старое сооружение оживает медленно, кряхтя. Только поздним утром рабочие в форме цвета хаки и пепельно-серых майках неторопливо начинают приводить поле в порядок. Грэнтли, главный газонщик, кое-как правит своей похожей на паука газонокосилкой «Торо», а Томми, специалист по глине, утрамбовывает и разравнивает землю за площадкой «дома». Дэн толкает перед собой газонокосилку поменьше через густой пырей вдоль линии первой базы. Разбрызгиватели синхронно включаются через определенные интервалы времени вокруг ограничительной полосы «забора». Группа туристов во главе с гидом толпится за третьей базой, гид указывает на что-то вдали, за табло.

Пятьдесят семь тысяч мест пустуют. Звуки мягким эхом разносятся вокруг – приглушенный рокот малой косилки, смех рабочих, отдаленное шипение шланга, из которого мойщик поливает сиденья верхних ярусов, перестук колес поезда номер четыре, проходящего невдалеке, справа от поля, дробь молотка возле ложи прессы. Те, кто поддерживает сооружение, прославленное Рутом, дорожат мертвым сезоном, вклинивающимся между ностальгией по былой славе «Янки» и ожиданием новой.

Двадцать пять лет спустя после своего первого сюда приезда Рон Уильямсон ступил на покрытую щебнем ограничительную полосу стадиона. Он остановился, чтобы охватить взглядом всю его ширь и вобрать в себя атмосферу главного бейсбольного святилища. Был ясный, сверкающий голубизной весенний день. Воздух был легок, солнце стояло высоко, трава, идеально ровная и зеленая, напоминала ковер. Солнечные лучи согревали бледную кожу Рона. Запах свежескошенной травы напоминал о других полях, других играх, старых мечтах.

На нем была бейсболка с эмблемой «Янки» – сувенир, подаренный администрацией. Он находился в Нью-Йорке в качестве знаменитости дня, был приглашен участвовать в специальном сюжете программы Дайаны Сойер «Доброе утро, Америка». На нем были его единственный спортивный темно-синий блейзер, спешно купленный Аннет двумя неделями раньше, единственный галстук и единственные брюки. Туфли он, однако, успел сменить. Рон утратил интерес к одежде. Хотя когда-то, работая в магазине, он советовал другим, как следует одеваться, самому ему теперь это было безразлично. Двенадцать лет тюремного заточения отбивают вкус к франтовству.

Под бейсболкой скрывались остриженные «под горшок» седые волосы, густые и спутанные. Рону было сорок шесть лет, но выглядел он гораздо старше. Поправив бейсболку, он ступил на траву. Росту в нем было шесть футов, и хотя на его фигуру наложили отпечаток двадцать лет небрежения и дурного обращения, в ней все еще угадывалась стать былого атлета. Он пересек штрафную площадку, прошагал по земляной дорожке базы и направился к «дому», возле которого постоял немного, глядя на нескончаемые ряды ярко-синих сидений. Осторожно поставив ногу на «пятачок» базы, он покачал головой. Дон Ларсен именно с этого места делал отличные броски. Уайти Форд, один из его идолов, был хозяином этого «пятачка». Рон оглянулся через левое плечо на правое поле, к которому, казалось, слишком близко примыкала стена, за которую Роджер Марис послал столько флай-болов… Вдали, за стеной, виднелся монумент в честь величайших игроков «Янки».

Одним из них был, конечно, Микки.