Невиновных нет

- Это тебе на год хватит. А это ликерчик тебе привез, прямо из Парижа, - соврал он. - Попивай по рюмочке с тетей Женей по вечерам. Очень вкусный, слабенький, всего двадцать градусов, - говорил он, глядя, как мать вертит бутылку, рассматривая красивую этикетку. Он знал, что она любит пестрые заграничные этикетки, наклейки, говорит своим подружкам небрежно: "Это Митька из заграницы мне привез..." "Тетя Женя" была подругой матери - Евгения Францевна Скорино, Желтовского знала с детства. Он шутя называл ее "товарищ из инстанции". Рано овдовев, не заведя детей, всю себя посвятила службе. Работала в Совмине, в разных министерствах, Госкомитетах и завканцеляриями, и секретарем, и помощником у министров и у замминистров, у председателей Госкомитетов. Работником слыла безукоризненным, была строга, бескомпромиссна, прямолинейна, полутонов не признавала, для нее мир существовал в двух красках - черной и белой. На пенсию ушла с должности секретаря какого-то министра...

Он с удовольствием наворачивал голубцы, затем выпил полную широкую чашку наваристого говяжьего бульона.

После еды, отяжелев, поспал, а к сумеркам уехал к себе на дачу, вечером начиналось его любимое и самое продуктивное рабочее время. Он проявил и отпечатал снимки, сделанные в Париже, затем рылся в большом железном ящике, который всегда запирал, замок не имел ключа, только хитроумный буквенный и цифровой код. Замок он купил когда-то в Дюссельдорфе. В ящике лежали большие толстые блокноты. Он любил их, потому что писал быстро, размашисто, порой одной страницы хватало всего на 10-15 строк его почерка. Он знал, что многие хотели бы добраться до этих блокнотов, чтоб уничтожить их, кое-кто и заплатил бы хорошо, согласись он сжечь блокноты в их присутствии. Здесь же в ящике сберегал он аудиои видеокассеты с записями, которые сделал в командировках по стране и за рубежом, но утаивал, на работе не отдавал. Это был его главный заработок он продавал анонимно или под псевдонимом эти записи-сенсации зарубежным агентствам или телекомпаниям, редакциям. Это была гремучая смесь, способная взорвать и уничтожить многие судьбы и карьеры...

"Итак, что на очереди? Вернее, кто? Анатолий Иванович Фита! Попали вы, любезный, под мою веселую рубрику "Что бы это значило? - рассуждал, посмеиваясь, Желтовский, роясь в больших черных конвертах из-под фотобумаги, в которых лежали негативы и фотографии сделанные с них. - А вот и вы!" - он вытащил из конверта с десяток снимков, сделанных на даче Фиты, где было запечатлено семейство Фиты так сказать в быту: жена в легком сарафане в кресле-качалке на лужайке читает книгу, _с_а_м_ в шортах и футболке с граблями на грядке, сын с невесткой моют машину, их детишки мальчик и девочка, погодки, - копаются в песочнице. И так далее. Идилия.

Отложив эти снимки, он принес из фотолаборатории два высохших уже снимка, сделанных в парижской гостинице, где Фита уже в другой компании. Желтовский сунул их в те, дачные, и все вместе вложил в пустой черный конверт.

Повозившись еще в своих архивах, он лег на тахту и закинув руки за голову, уставился в потолок. Он думал. Затем встал, отыскал в специальном маленьком альбомчике для визитных карточек визитку Фиты и позвонил тому домой. Телефон не ответил. Позвонил на дачу. Жена сказала, что Анатолий Иванович еще на работе. В приемной секретарша сказала: "Анатолий Иванович занят. Что передать? Кто звонит?" - "Скажите, Желтовский, но мне на две минуты Анатолий Иванович нужен сейчас. Он ждет моего звонка". "Хорошо, попробую соединить вас, если он снимет трубку". Трубку Фита снял:

- Привет, привет, - заворковал дружелюбно. - Какие срочные заботы?

- Да у меня ничего срочного. Рылся в архивах, нашел снимки, которые давно обещал. Завтра могу подвезти. Потом меня опять может завертеть надолго, - сказал Желтовский.

- Что ж, давайте завтра. В двенадцать тридцать вас устраивает?

- Вполне...

Дом, в котором жили Перфильевы, был огромен, двенадцать подъездов, являл собой незамкнутый с одной стороны прямоугольник, три стороны выходили на разные улицы, четвертая - к парку, вдоль которого тротуар, дорога, трамвайная колея. Большущий двор. В цокольных этажах дома располагалась парикмахерская, магазины - хлебный, овощной, молочный. Поэтому во дворе всегда было полно фургонов, грузовиков, с которых в подсобки таскали хлебные ящики, коробки, сетчатые металлические ящики с овощами. Стоял крик и ругань грузчиков, шоферов, продавщиц...

Фургон с надписью по борту "Доставка мебели и других грузов. Наш телефон..." Перфильев заметил однажды вечером, когда вышел из "Волги" и направился к своему подъезду. Вернее обратил внимание на фургон лишь на следующий день, поскольку из него никто не выходил, ничего в него не грузили и не выгружали, пустовала и шоферская кабина. Словно машина была однажды поставлена и брошена, да и стояла она как-то особняком, напротив подъезда у загородки с контейнерами для мусора. По утрам автофургона не было, но когда Перфильев возвращался с работы, фургон уже торчал на том же месте.