– Еще один раз такое – проверю нагрудники, – угрожающе загудел судья. – Предупреждения: Яцкевич, за грубый удар, Леонавичус, за ругмат. Все поняли?
Еще бы не понять. Нагрудники никто не надевал, все это знают, и, если он проверит, на этом бой и закончится дисквалификацией обоих. Секретарь записал.
– Счет два – четыре, – ожил динамик. – Яцкевич, предупреждение за грубый удар, Леонавичус, за матерное ругательство.
– Все поняли? – повторил судья.
– Та, понял, – Шарунос тер руку.
– Яцкевич?
Он кивнул.
– На исходные. Закончите бой без смертоубийства.
Максим встал в стойку.
– Прэ?
– Шнурок! Шнурок! – Гриша летел к дорожке.
Яцкевич поднял руку и опустился на колено.
– Смотри, Максимка, – быстро говорил Лапотнев – Это твой шанс. Он не о технике сейчас думает, он отомстить хочет. Иди на приоритеты, увидишь, он ошибется. Только будь хладнокровен. Терпи. Ну все. Удачи.
Тренер ушел. Максим поднялся и встал в стойку. Ну ладно. Обоюдные, так обоюдные.
– Прэ? Алле!
Звон железа.
– Альт!
– Обоюдные атаки. Приоритет, – Кровопусков нагнулся, – слева.
– Прэ? Алле!
Максим прыгнул вперед и стал отступать мелкими шагами, подняв шпагу параллельно дорожке. Литовец осторожно двигался вперед, тем не менее не теряя темп. Макс опустил оружие и быстро побежал назад. Шарунас увидел, что «прямая рука» снята и ринулся, делая обманные движения.
«Время!»
Макс остановился, подняв саблю. Перевод был лишним, Шарунас насел на клинок и, с криком «Йеех!», перетянул Максима.
Прием, вообще-то детский, но, вроде, сработал. Хотя... сработал ли?
В зале стояла тишина. Все зависело от того, как «прочитает» фразу судья. Была ли разорвана дистанция на момент постановки «прямой руки»?
Кровопусков задумался. Затем, распрямившись, сказал голосом, не терпящим возражения:
– Атака справа на «прямую руку». Туше, туше. Счет три – четыре.
Позади зааплодировали.
Максим нагнулся, упершись ладонями в колени.
«А вот теперь страшно. Теперь есть шанс». Он выпрямился и только теперь услышал рев болельщиков.
– Давай, бульбаш, дави его!! – кто-то из украинцев поддерживал растерявшегося от такой удачи паренька.
«Эх, теперь бы выиграть свой приоритет», – жалобно подумал он.
– Прэ?
– Нет! – Максим снял маску и протер глаза. Все ждали.
«Ну ладно».
– Готов! – крикнул он.
– Алле!
Макс замешкался на старте, и уже Шарунос, завладев инициативой, летел на белоруса. Максим беспорядочно отступал защищаясь, и на его счастье подошва левого тапочка оторвалась, и спортсмен упал на дорожку.
– Альт!
Зал зашумел, но причина падения была очевидна, никто не мог требовать «технического» удара, и вскоре все успокоились. Максим оставил на дорожке маску, перчатку и саблю и, рассыпая полиуретановую крошку из разорванного тапочка, поплелся к скамейке.
– Размер какой? – кричал Ламянцев.
Максим поднял два пальца.
– Сорок второй, – пояснил он.
Ваня и Ламянич покачали головами.
– Юра, снимай, – старший тренер покосился на Конюхова.
Тот с видимой неохотой протянул Максу левый фехтовальный «адидас», предмет зависти всего минского «Динамо».
Перламутрово-красный кроссовок, покрытый с внутренней стороны металлической сеткой, был ослепительно прекрасен и нестерпимо вонял.
– Главное – спокойствие, делай, чему тебя учили, не придумывай, – торопливо говорил Григорий Васильевич, – Приоритет твой, четкие, уверенные финты. Но быстрые! После удара не отходи, попал в железо – защищайся. Ну – давай! Победишь – в морду поцелую, – неожиданно добавил он. Максим ухмыльнулся, напряжение внезапно исчезло.
«Здорово, – подумал он. – Вовремя пошутить – большая мудрость».
Вспомнилась Оксана, но тут же исчезла. Максим хлебнул из красивой финской бутылки, где уже много раз менялась обычная советская водопроводная, но зато настоящая, а не эфемерная вода.
– Счет три – четыре, приоритет слева, – напомнил судья.
– Прэ? Алле!
Скачок, скачок, Шарунос отступал, подняв шпагу. Макс атаковал, сосредоточенно финтя. Литовец замедлил.
«Сейчас контратакует или попытается достать прямой рукой, – понял Максим. – Нельзя упускать инициативу».
Он рванулся, сокращая дистанцию и, махнув сверху вниз, сбил «прямую руку», путь свободен! Он сильно ударил противника в левый бок.
Кисть ощутила твердость, затем послышался лязг. Шестым чувством он понял, куда придется рипост и вовремя прикрыл голову. Ответить не успел, литовец ушел за границу дорожки.
Переждав аплодисменты, Кровопусков забубнил:
– Парад, парад, парад, парад. Два метра.
– Прэ? Алле!
Никто потом не мог понять, зачем литовец это сделал, на что он рассчитывал, но он просто ринулся в атаку. Максим сделал выпад, сильные удары слились.
– Обоюдные атаки, приоритет слева, удар направо, четыре – четыре.
Фехтовальщики разошлись.
Тишина.
«Ой, что сейчас будет!» – весело подумал Яцкевич, подтягивая гетр.
– Прэ? Алле!
– Я-я-я-я-ях! – кричал Шарунос на бегу, широко размахиваясь.
Своего крика Максим не слышал, он бежал не фехтовать, он бежал зарубить.
Свист ветра в клинках, двойной удар, стук столкнувшихся тел и вопли боли. Затем все потонуло в общем крике.
– Тренера, подойдите ко мне! – голос Кровопускова заглушил общий крик.