Неволя

Время от времени, истомившись по женской ласке или почувствовав тоску, Михаил отправлялся на Старую улицу, где среди тополей и лип притаился опрятный, уютный домик с плоской кровлей. Глухая высокая ограда из дикого камня скрывала чистый дворик, беседку, увитую вьюном, небольшие строения, в которых размещались конюшня для лошади и мула, курятник, погреба и другие нужные в хозяйстве службы. Мир и покой царили здесь. И когда бы он ни пришел - днем, вечером, ночью, - Кокечин встречала его как господина двумя поклонами и провожала в комнату, где в углу на туркменском шерстяном ковре и кожаных подушках он мог нежиться в тишине и лени. Тут он забывал обо всем. Милое щебетание молодой женщины, вкусная восточная пища, которую она сама готовила и сама приносила, затейливые вещи, что заполняли горницу, вазы с цветами, стоящие на полу, создавали у него впечатление какого-то удивительного сна.

Здесь думал: он, Михаил Ознобишин, или, как его величали, Урус Озноби, счастливый человек - даже у иных свободных и богатых не было того, что есть у него. Да откуда им знать, что может существовать такое! Что обыкновенный мужчина, не хан и не бек, мог отдыхать в чистоте и неге, отдавшись заботам и ласкам любящей женщины? И что тревоги, что невзгоды этого мира! Душистые лепестки роз, сладкие фрукты на подносе, трепетные теплые губы, дивная нежность молодой кожи, тишь и покой были усладой за все потери минувших безрадостных дней.

Однажды, придя к Кокечин и сев в свой угол, он задумался, опустив голову, две морщинки проступили у него на лбу над переносицей, что свидетельствовало о его тревожных мыслях.

- Господин моей души и тела, о чем ты грустишь? - спросила женщина. Что с тобой случилось? Разве с Кокечин тебе не весело?

Кокечин предположила, что он грустен оттого, что, как всегда, идя к ней, заглянул на невольничий рынок и расстроился, увидев своих скованных соплеменников.

- Не надо ходить на невольничий рынок, мой милый Мишука! Не надо! Особенно сегодня!

- Почему не надо?

- Как? - искреннее изумление: приподнятые тонкие брови, приоткрытый теплый ротик. - Разве Мишука ничего не знает? Не знает, что один сарайский купец торгует княжной-урусуткой? Женщина чудной красоты! - проговорила Кокечин и печально покачала головой. - Так же и мной торговали когда-то! Она вдруг улыбнулась, махнула рукой. - А! Будем надеяться, что ей попадется добрый молодой хозяин, который сделает её своей женой.

- Постой, постой! - проговорил Ознобишин, удобней усаживаясь на ковре и подгибая под себя правую ногу - поза, усвоенная здесь, в Орде, и любимая им. - О какой княжне ты говоришь? Русской княжне? Быть того не может.

- Говорю, что слышала. Может, она вовсе и не княжна. Так уверяет купец. А купцы знаешь какие - лишь бы подороже продать. Такого наговорят!

Ознобишин посидел немного молча, задумавшись, потом тряхнул головой и поднялся. Кокечин встревожилась:

- Мишука меня покидает? Ах, лучше бы я молчала. Глупая баба!

- Не тревожься. Я вернусь. Мне любопытно знать, так ли все на самом деле.

Невольничий рынок занимал немалую часть базарной площади. В самом её конце, за невысокой каменной оградой, на ровном, хорошо утоптанном месте стояло множество разноцветных палаток работорговцев. Там и продавали молодых мужчин, женщин и детей. Всегда тут многолюдно, полно праздношатающихся или просто-напросто бездельников, которые пялят глаза на хорошеньких рабынь, хихикают, отпускают сальности, а то и вступают в перебранку с торговцами.

Еще издали, в правом конце рынка, у большой красной палатки Михаил заметил плотную серую толпу мужчин, а когда подошел поближе и протиснулся вперед, понял: любопытные собрались здесь неспроста.

В тесном кругу черноволосый слуга в лиловом халате водил за собой девушку с распущенными светло-русыми волосами. Она была одета в длинные полупрозрачные восточные одежды, сквозь которые четко и выгодно проступали нежные округлости и впадинки её продолговатого утонченного тела.

Михаил только сбоку взглянул на нее, но и этого оказалось достаточно, чтобы судить о ней, - девушка была изумительной красоты! Опустив глаза долу, с ярким румянцем на щеках, она шла точно во сне, останавливаясь, когда её останавливали, поворачиваясь, когда её поворачивали.

Возгласы восхищения слышались с разных сторон:

- Да это настоящая гурия!

- Мне бы такую!

- Эх, хо-хо! Губа не дура! А деньги у тебя есть?

- Откуда? Она стоит целое состояние!

Действительно, как узнал Михаил, на девушку была установлена непомерно высокая цена. За эту цену можно было купить несколько красавиц или целый табун коней.

Чернобородый рослый купец, с большим брюхом, в красном тюрбане, объяснял, что девушка так высоко ценится потому, что девственна и благородных кровей. Как он уверял, девушка была княжеского рода, хотя никаких доказательств у него не было.