Невольница: его проклятие (СИ)

— Я уже говорил вашему сиятельству, что этот вопрос составляет коммерческую тайну.

— Говори!

Он теребил пояс халата и покачивался из стороны в сторону:

— Меня уверили, что эти действия исключительно для пользы вашего сиятельства. Для вашего спокойствия.

Ну, конечно же!

— Сколько тебе заплатили за молчание?

Я подошел ближе и смотрел на него сверху вниз. Он лишь сгибался все ниже и ниже, будто умалял свою значимость.

— Кто?

— Я не должен…

— … кто? Мой брат?

— Я не…

Я все же ухватил его за халат и тряхнул. Голова заболталась, как кукольная:

— Это был мой брат?

— Да, да!

Я разжал хватку и оперся о стол.

— Высокородный господин де Во заверил меня, что хочет сделать приятный сюрприз, выкупив долг. Очень просил, чтобы я не разглашал. Отчего не согласиться… Брат вашего сиятельства… Семейные дела…

— Сворачивай свою лавку — у тебя отзовут лицензию.

Я развернулся и вышел, не видя и не слыша ничего вокруг. Только биение сердца, только красные пятна. Дом отца. Первое, что я выкупил, возвратившись сюда. Двести тысяч… Теперь эта сумма не казалась совпадением. Никогда не было совпадений. Он вынудил заложить дом. Это было целью. Я сел в корвет и откинулся на спинку сидения. Первое желание — ехать к Лариссу, но я подавил его. Он сам всегда говорил, что я принимаю горячечные решения, действую без раздумий, не думаю о последствиях. Самое сложное — не действовать сгоряча, надо обдумать и попытаться понять, чего он добивается. Вероятнее всего, Брель тут же сообщит о моем визите, когда придет в себя. И Ларисс будет ждать действий. Пусть ждет.

Глава 58

Едва за Лариссом закрылась дверь, я в бессилии опустилась на пол, обхватила колени и сжала с такой силой, будто хотела сломать кости. Все это не может быть правдой. Просто не может. Второй раз в шаге от свободы и второй раз в капкане. В ушах шумело, я с трудом осознавала реальность.

Я подняла голову и увидела перед собой лаанский светильник. Раскидистое деревце из серебра и цветного стекла с множеством затейливых плафонов. Среди сверкающей листвы висела маленькая клетка с запертой малиновой птицей. Запертой, так же, как и я. Я схватила серебряный ствол и наотмашь ударила об каменный пол. Битое стекло разлеталось с мелким звоном, серебряный остов гнулся, утрачивая изящество линий. Чертов светильник символизировал для меня все имперское. Я колотила и не могла остановиться, вымещая всю накопленную злость. Остановилась только тогда, когда устали руки, когда узорный металл глубоко врезался в кожу. Я опустилась на битое стекло и заплакала.

Я больше не могу.

Я всю ночь не сомкнула глаз. В моей жизни было много отвратительных ночей, но эта казалась самой невыносимой. Нет, мне не было страшно или больно. Я не боялась за собственную жизнь, я не смирялась со своей участью. Ларисс просто дал мне в руки оружие и приставил его к сердцу другого человека. Сказал: «Стреляй, если сможешь, и уходи». Но тут же обвинил меня в бессилии, в невозможности спустить курок. Он прав: я слишком мягкая, слишком терпеливая.

Слишком глупая, бесхребетная.

Ответ предсказуем. Самый лучший ответ — выйти на посадочную платформу, нанять корвет и ехать в порт. Послать все и всех ко всем чертям. И не думать. Я толком и не знала, кто такой Гектор, не понимала, что я для него. Я придумала себе образ, сказку, в которой отчаянно нуждалась тогда. Нет, теперь мне было это все равно — между нами ничего не может быть. Теперь ничего. Он не сделал ничего, чтобы помочь мне. И я не должна. Я вырвалась из рабства, но полукровка вновь навязывал мне его. Это то же рабство, то же бессилие, только еще более мерзкое, запакованное в приличную личину. Жена… жена Ларисса… Я покачала головой, и сменяя передернуло. Рабство или чужая жизнь… Ответ слишком очевиден. Он не стоил раздумий.

Я порывисто поднялась и потерла пальцами виски. Я чувствовала себя полной дурой. Идиоткой. Зачем я вообще пошла с ним? Зачем слушала? Зачем раздумывала? Теперь все это не укладывалось в голове: глупость за глупостью. Я с трудом осознавала, что теперь полукровка не управляющий — он никто. Никто. Пустое место. Об этом нужно постоянно напоминать, засыпать и просыпаться с этой мыслью. Он знал, что так будет — он выучил меня. Он знал, что такое привитые рефлексы. Я покачала головой — он застал врасплох и заставил выслушать. Я выслушала. Но на этом все.

Лора бы сказала, что я ненормальная. Хватит думать о других — надо думать о себе. Не смотря ни на что, она мудрее меня, более живучая. Я представила ее дома, в белой джеллабе. Как она идет на рынок, загребая песок сапогами. Теперь у нее новый дом. Где-нибудь подальше, с западной стороны, куда переползает Город, подгоняемый Большой дюной. Мой дом будет там же.

Хватит думать о других. Я решительно поправила платье: нужно думать о себе. Отныне только о себе.

Довольно.

Я беспрепятственно вышла на посадочную платформу и вздохнула полной грудью, прикрыла глаза рукой от слепящего солнца. Меня окутывал неумолчный гул, будто рой неведомых огромных насекомых. Со свистом проносились катера, откуда-то издали доносилась музыка. Здесь была жизнь.