Второй пункт плана по освобождению успешно выполнен. Жаль, здесь не было ни Нуара, ни Ледибаг, с которыми можно стукнуться кулачками в дань геройской традиции.
Настало время третьего пункта, состоящего всего лишь из одного слова: «Импровизация». Взяв в руки фонарик и только что принесенную похитителем бутылку воды, Маринетт направилась к выходу, но была остановлена Адрианом.
— Посвети, — попросил он, присев возле бессознательного бандита. Юноша принялся обыскивать карманы похитителя, надеясь найти что-нибудь полезное. Если бы у амбала был с собой телефон, то даже не зная ключ блокировки, подростки могли бы вызвать службу спасения. Увы, нащупать удалось только грязный носовой платок (который Агрест брезгливо отбросил в сторону) да пару мелких купюр.
Маринетт, наблюдавшая за тем, как Адриан прячет деньги в задний карман джинсов, осуждающе покачала головой.
— Во-первых, здесь и тридцати евро не наберется, — произнес в свое оправдание Агрест. — А во-вторых, позавчера именно он меня вырубил. До сих пор голова болит после его биты… Черт возьми, Маринетт, они нас похитили и отобрали все вещи. У меня в тот момент было больше ценного, чем я забрал у него. Неужели ты считаешь, что…
— Я ведь ничего не сказала, — перебила Мари.
— Но подумала, — возразил Адриан. Ему был хорошо знаком этот взгляд. Так Маринетт смотрела на него в день их знакомства, когда решила, что именно он прикрепил жвачку к скамье, на которую она должна была сесть. И точно таким же взглядом Ледибаг смотрела на тех, кто делал что-то абсолютно неправильное. Например, как в тот раз, когда Кот Нуар совсем не случайно истратил заряд «Катаклизма» на громкоговорителе, в который кричал зараженный акумой, а вовсе не на часах, в которых (что оба героя прекрасно знали!) сидела черная бабочка. Оправдания Кота, жаловавшегося на то, что его уши слишком чувствительны для этих кошмяурных криков, увы, не попали в категорию смягчающих обстоятельств.
***
Дверь вела в пустой, длинный и сырой коридор. Маринетт выключила фонарь, чтобы случайно не привлечь к себе вражеское внимание пляшущим светлячком. Стараясь ступать бесшумно, подростки шли вдоль стены, думая о своем. Адриан все еще вспоминал, когда и за что его отчитывала прекрасная Леди (причем, вспоминал он это с любовью, хотя и считал, что зачастую получал выговор зря), а Маринетт не могла поверить в то, что позволила себе осудить Адриана.
Юноша ведь правильно прочел ее взгляд. Ей не понравилось то, с какой легкостью Адриан забрал деньги у похитителя. Но в девушке вдруг активировался режим Ледибаг, ревностно стоящей на страже закона. Это Маринетт могла позволить себе выкрасть телефон одноклассника, чтобы удалить сообщение, или залезть на крышу, чтобы оттуда, используя Альин фотоаппарат с отличным увеличением, тайно сделать несколько фото проходящего мимо возлюбленного. Только Маринетт, практически без зазрений совести могла ночью пробраться к Мадам Менделеевой, чтобы исправить ошибку в еще не проверенном тесте, или соврав родителям, что присмотрит за пекарней и непременно дождется клиента, отправиться гулять с друзьями, обо всем позабыв. И пусть некоторые вещи из этого списка девушка совершала, облачаясь в пятнистый костюм, делала это именно Маринетт. Божья Коровка так поступать не могла. Неужели в расплату за то, что девушка пару-тройку-десяток раз вела себя как Маринетт, будучи Ледибаг, ее альтер эго решило отыграться именно в данный момент? Чтобы Мари корила себя за то, что не только безмолвно осудила идеального Адриана, но и заставила его оправдываться! А ведь на ее-то душе лежал еще более тяжкий грех: пропавшие серьги могли откликнуться гибелью города, если не мира.
Коридор закончился ржавой железной вертикальной лестницей, ведущей наверх к люку под потолком. Снизу можно было разглядеть только темное небо, так что подростки не могли знать, что или кто ждет их наверху. Если Маринетт еще могла спуститься по ней с завязанными глазами, то каким образом похитителям удалось спустить вниз бессознательного Агреста? Девушка не видела и не помнила, парень не представлял.
Надев болтающийся браслет наручников на большой палец, чтобы случайно не шуметь цепью, Адриан первым начал взбираться наверх. Путь был коротким: всего в два человеческих роста, и выходил на открытую площадку перед каким-то старым заводом. Убедившись, что вокруг никого не было, юноша вылез наружу и помог поднимавшейся вслед за ним Маринетт.
— Похоже, это какая-то промзона, — прошептала девушка.
— Что бы ни было, я надеюсь, что это все еще Париж, — ответил парень.