Невольные записки

Несколько опытных сбились в углу и готовятся варить чифир. У кого-то нашлась алюминиевая кружка («фаныч»), кто-то достает чай. Нужны дрова. Добровольные помощники, у которых ни кружки, ни чая, роются в сумках, пакетах – достают какие-то тряпки. Их скручивают плотным жгутом и поджигают. В фаныче уже полпачки чая, залитого водой. Обмотав ручку подобием носового платка, кто-то уже держит фаныч над чадящими дровами.

Угол сборки заволакивается вонючим чадом от горящих «дров» Присев на корточки, бывалые пускают чифир по кругу.

Все говорят вполголоса, но гул стоит такой, что расслышать слова можно с большим трудом.

Около часа ночи. Мы здесь уже более 5 часов. Дверь камеры открывается, и начинают выкликивать фамилии. Уходят первые 20 человек. Потом еще 20. В камеру они уже не возвращаются. В четвертый или пятый десяток выкрикивают и меня. Подхватив свою сумку с тем, что мне успели передать в ИВС из дома, двигаюсь на шмон.

Шмон

Ярко освещенное помещение. Это – единственное помещение в «Матроске» (из тех, которые я видел сам) – по настоящему хорошо освещено. Во всех остальных – серо-голубой полумрак. Площадь – метров 35–40. Посередине, во всю длину – оцинкованный стол, похожий на те, на которых разделывают мясо в столовых. Шмонщиков шесть человек: две женщины и четверо мужчин. Нам велят вывалить из своих баулов и пакетов на стол все наше барахло. Все в одну кучу.

Вываливаем, стараясь все-таки отделить свои шмотки от чужих.

– Пустые баулы – в угол!

– Теперь раздеться всем догола! Трусы, носки – все долой! Озираясь на двух шмонщиц, которые стоят с каменными лицами, не обращая на пас никакого внимания, раздеваемся. Стандартные «приколы» по поводу размера и состояния члена, «разработанности очка» и т. п. У кого-то непроизвольная эрекция. Тут уже реагирует шмонщица. Перегнувшись через стол, резко, наотмашь бьет по члену пластмассовой линейкой.

В противоположной (за столом) стене – незаметная дверь и два окошка-бойницы. Мы, прикрываясь руками, выстраиваемся друг за другом в узком промежутке между столом и стеной, становясь в очередь к той самой, незаметной сначала, двери. Очень тесно, мы вынуждены прижиматься друг к другу. Стоит ли объяснять реакцию? Люди не спали уже более полутора суток. Нервы на пределе. А тут еще кто-то почти упирается тебе в зад. Даже понимая, что это не специально, что твое собственное положение по отношению к впередистоящему точно такое, – остаться «спокойным» невозможно.

Да и нельзя не реагировать! Могут подумать (или сказать вслух!), что подобная «близость» тебе привычна, т. е. ты – пидор! Поэтому реагировать обязательно! Это что-то вроде априорной заявки на звание мужика в будущем. Перед дверью нагнуться и продемонстрировать одному из шмонщиков, что в «очке» (т. е. в анусе) ничего не «заныкано».

По одному проходим в дверь и оказываемся в очень маленьком помещении. Ждем, пока наша партия зайдет полностью. Стоим босиком, плотно друг к другу. Ноги коченеют на бетонном полу. Все молчат. Только дыхание, как после забега на длинную дистанцию.

У некоторых после 10-дневного пребывания в ИВС все тело в язвах-расчесах. От них стараются «отжаться» подальше.

Наконец с грохотом открываются железные дверцы окошек, и в них начинают метать наши «ошмоненные» вещи. Вещи летят без разбора (сахар из разорванных пакетов, просыпанный чай вперемешку с чьими-то носками и трусами).

Начинается неописуемая суета. Все пытаются найти свои вещи и продукты. Наконец, кто-то из стоящих ближе к окошку догадывается, как себя вести: поднимает над головой каждую шмотку и передает тем, кто объявил себя ее хозяином. Естественно, что баулы и сумки, в которых все это находилось, выбрасываются в последнюю очередь. Подкладки оторваны, у многих сумок изрезано дно. Распихиваем по баулам то, что удалось найти и собрать. Определить, что конкретно у кого пропало, невозможно. В основном пропадают («отшманываются») запрятанные деньги, лекарства, хорошие авторучки, зажигалки, большая часть хороших сигарет и новые (хорошей сохранности) вещи.

Жаловаться? Кому и на кого? Шмонщиков мы больше не видим. Из «шмоновой» нас переводят на новую сборку. Это относительно большое помещение – 50–60 квадратных метров. По стенам двухъярусные железные шконки. Металлическая рама из труб, на которую наварены «струны» – металлические полосы шириной 5–6 см… Ни матрасов, ни подушек.

В центре сборки – «дубок», вмурованный в бетонный пол, металлический стол. Вдоль стола такие же металлические, приваренные к столу и вмурованные в пол скамейки. В углу дальняк – параша. Шконок мало – 30, а нас больше сотни, не спавших почти двое суток человек.

Наиболее проворные и бывалые занимают их сразу.

Остальные, те, кто успевает, располагаются на скамейках вокруг дубка. Человек 40 остались без места. Им предстоит провести на ногах еще около суток. Присесть на краешек уже занятой шконки (естественно, нижнего яруса) можно только с разрешения того, кто эту шконку уже занял.