Невоспитанный трамвай

ЮМОРИСТ

Чувство юмора у Ермолкина есть. Это всякий знает.

— Ну, Ермолкин, — говорит шеф первого апреля, — сегодня твой день! Поздравляю. Но мы решили не отставать, так сказать, пошутить! Вот приказ, распишись.

Ермолкин читает: «Тов. Ермолкина с работы уволить с первого апреля!»

— Смешно? — спрашивает начальник. — Иди скорей в отдел кадров, там еще смешней!

— Шутить так шутить! — смеются в отделе кадров и суют Ермолкину трудовую книжку. — Иди на все четыре стороны.

— Ермолкин, — хохочет завхоз, — верни палатку, лодку, весла, автомобиль.

— Я не брал!

— Тогда почему их на складе нет? Верни!

В отделе за его столом уже сидит мордастый малый. Усмехается:

— Ермолкин, сдай дела!

Мордастый снимает пиджак и засучивает рукава. Сюда его перевели из школы каратэ.

— Ермолкин, — вскакивает зав. отделом, — с тобой вопрос решен! Уволить. Несерьезный ты человек! Только смеешься. Послали тебя, к примеру, за билетом в аэропорт, а ты? Подвел коллектив, вернулся без билета.

— Не в аэропорт, а в магазин, — лепечет Ермолкин, — не за билетом, а за водкой и бутербродами с икрой!

— Ну так что? Что в том смешного, если они оплачены, как за билет. Иначе нельзя, сам должен бы понять, а не смеяться…

— На собрании кто выступал: «Смешно смотреть, как мы работаем!.. Отдача нашего учреждения смехотворна! …Нельзя всерьез принимать нашу годовую разработку — карманную зажигалку для дошкольника!»

— Ермолкину это кажется смешно!

Ермолкин вздохнул и собрал вещички.

На улице его кто-то придержал за рукав:

— Выгнали? Достукался, юморист? — Ермолкин оглянулся — сосед по квартире Рындин. — Меня, между прочим, тоже турнули. Зачем, дескать, смеялся. А как не смеяться над ними? Представь: на работу приходят минута в минуту, хоть бы один опоздал! Пашут за троих. Слыхал? Годовой план — досрочно! От работы не бегут! Ты такое видел? Не пьют, не курят! Бросили. Смехота?! Хо-хо!

Рындин хохотал один. Ермолкин не понимал.

— Может, на мое место хочешь, — спросил Рындин. — Переходи. А я — на твое.

И они договорились поменяться. С первого апреля.

Но второго апреля Ермолкин прибежал к Рындину.

— Я раздумал. Хочу к себе, на старое место вернуться. Через суд, с возмещением ущерба.

— Почему? — удивился Рындин.

— Тебя еще не посылали за водкой в магазин вместо командировки? — пытал Ермолкин. — Нет? А половину премии ты начальниковой теще не отдавал? Полы ей не красил на даче, потолки не белил?

— Нет пока, — таращил удивленные глаза Рындин.

— Ну вот, — грустно сказал Ермолкин, — как без меня-то, без юмориста? Мой смех, Рындин, сила! Я на него надеюсь. Повоюем…

Спорить Рындин не стал.

ПАСТУХ И ПАСТУШКА Пародия

Два года Федя Назаркин ходил за Наташкой Подкорытовой как тень. Она словно не замечала, глядела куда-то вдаль. Федя знал, куда она глядит и что видит. Он взял ружье и стал целиться в Наташку. Она намека не поняла и прошла мимо.

— Убью, — отрешенно сказал Федя.

Томимый страстью, а не жарой и комарами, Федя побрел за ней следом. Подходящих слов он не нашел и с досады выстрелил Наташке под ноги. Она вскрикнула и побежала.

«Никак проняло?» — подумал Федя.

Наташка вскочила в лодку и поплыла от него на другой берег.

— Врешь, не уйдешь! — сказал себе Федя, взял лодку и поплыл следом. Цвели лилии на темной воде. Федя сбивал им головки, спрямляя путь, и нагнал Наташку посередине реки. Патронов у него уже не было, поэтому он стал раскачивать ее лодку, стараясь опрокинуть.

— Пойдешь за меня? — спрашивал между делом. — Пойдешь?!

Наташка огрела его веслом по голове, и Федя понял, что счастья ему без Наташки не видать. Наташка уже барахталась в воде.

— Держись за меня! — крикнул Федя, скинул сапоги, прыгнул в воду и вспомнил, что не умеет плавать.

На берегу в траве лежало разморенное стадо, и это последнее, что видел Федя. «Быть дождю!» — подумал он и не ошибся.

Шел дождь. Федя лежал на песке, а Наташка дышала ему в рот, стараясь вернуть к жизни. Глаза ее были совсем рядом, губы тоже, и Феде очень хотелось поцеловать Наташку, но он вспомнил, что лежит без ружья, без джинсов и даже без транзистора, и застеснялся.

Наташка между тем чего-то ждала, заглядывала ему в глаза, будто только теперь разглядела.

— Ну говори, чего ты от меня хотел, зачем погнался?

Она требовала признания.

Федя молчал, чтобы не испортить начатого. Наташка хотела целоваться, но он отвернулся и встал. «Поцелуями ее не удержать. Сбежит. В город. Билет на поезд, говорят, вчера купила, на станции. Это конец».

Федя чуть не плакал.

«Сяду на трактор, — вдруг решил он, — да погонюсь за Наташкой, прижму ее гусеницей к плетню — небось, не увернется! Тогда жизнь наша и решится… Пан или пропал».

Дождь кончился. Наташка, задумавшись, сидела у речки, прощалась с ней. Она собралась в город из деревни. Навсегда.

Федя разворачивал тем временем бульдозер на машинном дворе.

«До встречи, милая, у колхозного плетня!»

* * *

На свадьбе, сыгранной через неделю, председатель колхоза говорил, оправдывая Федю-жениха: