Невозможная книга. Пропущенная страница

Почему я не отстал от него, не оставил бедолагу в покое? Одним своим появлением через столько лет, просто оказавшись рядом, он дал второе дыхание – невероятной свежести и ясности дыхание! – тем идеям, эскизы которых я набрасывал всё это время в виде невнятных формул и схем! Кроме того, добиваясь правдоподобности своих литературных штудий, я провёл серьёзную изыскательскую работу, и сам основательно погрузился в ту область, которой всего лишь хотел стимулировать воображение заблудшего друга, пытаясь вернуть его к настоящей, яркой и насыщенной творчеством жизни – к тому, что и было его жизнью когда-то! За невинной, в общем-то, мистификацией я неожиданно и в самом деле разглядел проблеск, заставивший сердце замереть, а потом рвануться к этой далёкой, но явственной вспышке, будто его ужалило электрическим током, – тут, понятное дело, не до покоя…

Литература, изобразительное искусство, архитектура, музыка, эзотерика, мировые религии и наука во всех её направлениях – изучая, выискивая точки соприкосновения и по ним, будто следуя маякам, подбираясь всё ближе к общей основе (уже не искусству, не религии, не науке, а чему-то более глубокому – некой единой принципиальной базе этих разрозненных внешне проявлений, навроде отдельных пальцев на одной руке), я упорно выстраивал для Феникса «взлётную полосу» к сияющей за границами приземлённого восприятия звезде. В качестве материального образа этой слишком абстрактной для понимания непосвящённого метафизической цели должна была послужить книга. Я старался, я из кожи лез – он должен был понять скрытый посыл наших встреч, почувствовать по крайней мере, и взять старт!

Видимо, я слишком увлёкся и пережал. Глеб сказал мне однажды: «Что ты вцепился в эту невозможную идею некой сверхкниги? Все сюжеты давно изобретены, и всё самое интересное давно написано! Да что ты вообще можешь знать о книгах, если не опубликовал ни одной? Ведь ты не писатель! Ты не художник слова и даже не учёный – ты алхимик от литературы, одержимый пустой идеей фантазёр!»

Это было явное поражение. «Ты… не понял?» – только и смог пролепетать я, и всё, на что был способен в тот момент глубочайшего разочарования – просто уйти. Скорлупа очевидно не поддалась, и я опустил руки. Позже, осмысливая тот эпизод, я всё яснее понимал, что по большей части оказался разочарован не столько в друге, который появлением своим дал мне надежду достичь непредставимых ранее высот, сколько в самом себе, эту надежду неосторожно придумавшем.

Впору было закончить игру и таки оставить пропащего там, откуда он не намерен был вылезать. Но, как ни странно, моя последняя фраза что-то сдвинула в нём. Чувство вины, которое проскальзывало в редких телефонных звонках, – в принципе, нежелательное для освобождения духа состояние, однако выбирать не приходилось, – я увидел в нём неожиданную прореху в глухой монолитной стене, единственную, которой можно было воспользоваться, чтобы предпринять ещё одну, теперь уже точно последнюю, попытку сломать неподдающийся барьер. Кроме того, я в полной мере убедился, что глубокомысленная болтовня и туманные намёки ни капли не помогают распалить в Глебе хотя бы банальное любопытство. Необходима была конкретика, уже достигнутые кем-то ранее – реальные! – результаты. А ещё я сам должен был быть готовым, чтобы задать верное направление моему незрячему подопечному. Я сам должен был ясно увидеть и убедиться в существовании «невозможной» цели. Учитывая эти немаловажные нюансы, следовало всё досконально продумать, чтобы не провалить повисший на волоске план окончательно.

Итак, я готовил почву, планировал, рассчитывал, до мелочей прорабатывал этапы сценария и возможные реакции на них. Я следил за объектом инспирируемого мной поистине алхимического превращения, выжидая подходящего момента и не вступая, однако, в непосредственный контакт: для достижения максимального эффекта сам «алхимик» должен был оставаться в тени. Лишь единственный раз я отступил от плана, когда умерла наша общая знакомая – та самая, из параллельного класса. Близость и осознание непрочности границы между бытием и небытием открывает наш дух вещам, избегаемым в обычной, переполненной непроглядной мутью повседневных жизненных забот обстановке. Такой шанс я не мог упустить!