Когда я подошла, Дар снял с одного из мольбертов холст и перевернул. Вместо подрамника на обороте оказалась еще одна сторона, на этот раз с пейзажем. Невероятной красоты звездным небом какого-то иного мира, непохожего ни на Землю, ни на Мортрум.
- После того, как я рисую портрет, то прошу рассказать что-нибудь об их мире. Описать прекрасное место. Что-то, что я могу перенести на холст. Я пытаюсь смотреть на миры, в которых никогда не смогу побывать, чужими глазами.
- Ого, - только и смогла произнести я. – Знаешь, мне говорили, что ты талантливый и все такое. А я пожимала плечами. Ну рисует, и что? На Земле таких рисующих… миллионы!
- Теперь что-то изменилось?
- Да, начинаю думать, что талант – это не умение накладывать на холст краску. А способность увидеть что-то чужими глазами. Это здорово, правда.
- Можно я тебя нарисую? – спросил вдруг парень.
И, надо сказать, окончательно вверг меня в растерянность. Никогда еще меня не рисовали.
- Можешь показать мне кусочек своего мира, Аида?
- А что на оборотах портретов твоих братьев?
Вместо ответа Дар перевернул портрет Дэваля, продемонстрировав тьму, заполнившую холст.
- Так что? Можно я порисую? Это не займет много времени. Час в день – и к выходным я закончу. Пожалуйста. В последнее время мне некого рисовать.
- Если не больше часа… - пробормотала я.
Дар улыбнулся и вытащил из шкафа чистый холст.
Теперь об Аиде Даркблум останется воспоминание. Вне зависимости от места, в которое она отправится после того, как кастодиометр в последний раз взвесит ее душу.
9.3
С Даром оказалось интересно болтать.
Мне определенно не стоило ему доверять, но оказалось, что поболтать с кем-то просто так, ни о чем, так хотелось, что я легко отмахнулась от аргументов за то, чтобы это не делать. Подумаешь, участвовал в развлечениях брата. Похоже, Дар готов на что угодно, лишь бы получить хоть немного общения. Сначала я заподозрила, что весь этот образ одинокого никому не нужного художника – лишь способ навешать на уши лапши, но, посмотрев на парня за работой, почти уверилась в правдивости им сказанного. Он действительно много и с упоением рисовал.
- Расскажи о вашей матери, - попросила я. – Если это для тебя не слишком тяжело.
Дар заставил меня сесть на высокий стул посреди мастерской и не двигаться, пока он делает набросок.
- Нечего рассказывать. Я почти ее не помню. Знаю, что они вместе участвовали в войне, прошли большой путь, вместе сделали наш мир таким, какой он есть. Любили друг друга, несмотря ни на что. Были одержимы идеей спасти наш мир. Потом что-то разладилось. Мама ушла, оставив нас отцу. И я не знаю, что с ней случилось. Думаю, она выбрала перерождение.
- Разве иным это доступно? – спросила я.
- Некоторым. Это дар, сродни моему. Умение переходить в немагические миры. Редкий и ценный. Но на самом деле я точно не знаю. Отец запретил говорить о маме. Его уязвило ее предательство.
И он перестал любить ее детей. Что ж, история почти классическая. И даром, что они все – бессмертные властители судеб. Двое разводятся, используют детей как оружие против друг друга, забивая на их благополучие. А потом, когда жизнь налаживается, дети становятся не нужны. Они теперь – напоминание об ошибках.
- А что насчет тебя? Кем были твои родители?
- Мама давно умерла, я почти ее не помню. Только какие-то обрывки. Она была актрисой. Папа всегда говорил, что у нее было слабое сердце, но она отказывалась ходить по врачам. Мы остались вдвоем. Жили небогато, но счастливо. Папа старался, как мог, почти все заработанное он вкладывал в мои тренировки. Мы надеялись, талант раскроется, и я смогу выступать на высоком уровне.
- На коньках? Я видел, как ты катаешься. Это так же невероятно, как рисовать. Я бы хотел научиться.
- Ну, если добудешь коньки, я стану твоим тренером. Но в вашем мире их не бывает, а за контрабанду с Земли надо дорого платить. Не рекомендую.
- У тебя получилось выступать?
- Нет. Талант оказался лишь в воображении любящего отца. Я была неплохой фигуристкой, но недостаточно хорошей для топа и международного уровня.
Я рассмеялась. Неплохая, но недостаточно для Олимпиады фигуристка. Неплохой, но недостаточно для Элизиума человек.
- Потом папа погиб, и я бросила. Перестала приходить на тренировки. Никто не задавал вопросов. Не платишь – не тренируешься. Хотя мачеха пыталась заставить. Нам выплатили страховку, так что деньги были. Но меня тошнило при виде льда.
- Почему умер твой отец?
- Автокатастрофа. Заснул за рулем. Они с Хелен съехались за год до этого. Папа считал, что должен обеспечивать нам достойную жизнь. Колледж и машина для меня, машина для новой жены, совместный отдых, страховки, шмотки, техника, ремонт в доме. Он брал горы работы, постоянно мотался по командировкам. И вот результат.
- Мне жаль. Звучит так, будто твоя мачеха во всем виновата.
- Я так и считала. Не знаю. Может, это была его судьба. Не усни папа за рулем, погиб бы как-то иначе. А может, у него был шанс. Я уже ни в чем не уверена.
- Но ты осталась с мачехой?