В себя пришел ночью. Внезапно, в одно мгновение, неожиданно для себя самого. Незнакомое помещение — несмотря на темноту, его удалось рассмотреть благодаря любопытной Луне, заглянувшей ко мне в палату через окошко. Запах специфический, слишком медицинский. Обычно так пахнет в сельских больницах и в гарнизонных медпунктах. Мое временное обиталище, по всей видимости, является одноместной палатой в госпитале или в медсанбате, потолок и стены которой, выкрашены в белый цвет. Это я так думаю, хорошо осмотреться пока не смог, глаза слезятся, и почти ничего не видят, невзирая на отчаянную помощь яркого небесного прожектора.
Все мое израненное тело ныло, болело и беззвучно стонало, но я решил себя проверить. Широким жестом здоровой, правой руки решительно откинул простынь в сторону и попытался рассмотреть себя. Света от горевшей на маленьком столике лампы было мало, но я старался, да и широко улыбающаяся во весь рот яркая Луна помогала изо всех своих сил. Голову наклонять было не очень удобно, сразу же возникали болезненные ощущения, и плечо давало о себе знать. Первое впечатление от созерцания тела положительные. Не сказать, что богатырь, но чуть выше среднего роста точно. Мышцы есть, и в довольно приличном состоянии, но новый я не качек однозначно. Мужское достоинство на месте, повторюсь: не сказать, что богатырь, но больше среднего размера, то есть жаловаться не буду, на первое время сойдет, а там посмотрим — это я сразу стал себя настраивать на оптимистический лад. Попробовал сгибать и разгибать ноги в коленях. Все функционирует, без проблем, без скрипа — значит, и ноги в полном порядке. Пошевелил пальцами левой руки. А вот это я зря сделал. Даже не то слово, вот дурень. Накатила такая волна адской, всепоглощающей боли, что я с трудом удержался от крика. Даже при отсутствии нормального освещения, в полутьме палаты мне показалось, что в глазах сначала что-то сверкнуло, а затем потемнело. Вот это да. Странно, меня уже давно лечат, а боль в руке не проходит. Надо бы поаккуратнее с собой, со своим телом — ведь уже не чужое, пора бы и привыкнуть. Не хватало еще загнуться от болевого шока. Это в мои планы не входит.
Затем попытался мысленно позвать хозяина тела, я надеялся, что он вместе со мной очнулся и где-то сидит в подсознании, ведь мы с ним неплохо ладили, когда находились в неизвестном, каком-то аморфном, загадочном состоянии. Сколько ни звал, ответом была гнетущая тишина. Может, вправду душа Воронова покинула тело, а я теперь полноправный и единовластный его обладатель. Только подумал об этом, меня словно электротоком сильно ударило, перед глазами замелькали разноцветные бабочки. «Что это сейчас было?» — мысленно я спросил неизвестно кого.
«Надо не забыть помочь Тамаре в освоении стрельбы из револьвера, — посетила меня мысль, пробилась откуда-то издалека, — обещал ведь».
Вот после этой мысли у меня в голове начала проявляться вся память Александра. Если провести аналогию с компьютером, то к имеющимся файлам с моими знаниями, добавлялись файлы со знаниями и умениями Александра Воронова. Главное, чтобы объема диска хватила, и голову не разорвало от накопившейся информации. А то ведь может наложиться одно на другое в тесноте, перемешаться, и все, тю-тю. О, шутить изволю, значит, не все потеряно, выздоравливаю. Ну, раз попал, то надо теперь жить в теле и с мозгами штабс-капитана Воронова и о своих не забывать. Точно, народ никогда не обманет: одна голова хорошо, а две лучше. То есть голова-то, слава Богу, одна, а вот знаний — двойная порция. Надеюсь, такой тандем будет более успешным. На этом сознание мое померкло, наверное, я сильно устал от переизбытка информации. Или еще просто слаб после ранений. Самый простой вывод, пришедший в голову, обычно оказывается правильным. Это что-то от «бритвы Оккама». Ладно, со всевозможной философией потом разберусь. А сейчас — спать. Успел еще подумать, что именно спать, сладко спать, а не валяться в беспамятстве. Это совсем другой коленкор. И я, успокоившись, провалился в глубокий, крепкий, оздоровительный сон, не омраченный ужасными сновидениями. Да и эротическими сценами тоже не раскрашенный.
Проснулся я, именно проснулся, а не очнулся, когда немолодая сестра милосердия бережно обтирала мое страдающее тело мокрой салфеткой.
— Великодушно прошу простить меня, не могли бы вы дать мне испить немного водицы, самую малость, очень хочется — с трудом произнес я.
— А-а-а, — закричала женщина и выбежала из палаты, забыв укрыть мое голое тело больничной простыней. Я лежал голый и беззащитный в ожидании: и что дальше?
Буквально через пару минут женщина вновь появилась в палате в сопровождении невысокого мужчины лет пятидесяти, облаченного в белый халат с круглыми очками на носу. «Наверное, это доктор» — подумал я.