Невозможно в это поверить, но…

Взглянул на воюющее море, там канонада не прекращалась, кто кого одолевал непонятно, дым от выстрелов мешал нормально рассмотреть, но я очень надеюсь, что выучка и мощность нашего флота окажется значительно выше турецкой. Сейчас будем встречать с распростертыми объятиями десант, ведь в этот раз к берегу подходит в два раза больше турецких барж.

На подходе батарея уничтожила примерно десяток суденышек, несколько повредила, однако они смогли приблизиться к берегу и начать массовую высадку войск.

С пехотных позиций по десанту начали работать легкие тридцатимиллиметровые автоматические орудия системы Орехова («орешки»). Калибр малый и снаряд не слишком тяжел, но скорострельность в сто выстрелов в минуту и более пятисот мелких осколков для атакующего противника хорошая пилюля. К «орешкам» подключились минометы разных калибров. Интересно когда успели их передислоцировать? В предыдущем отражении, минометы не были слышны. Это очень грозное оружие. Больше всего убитых, покалеченных и израненных — именно их работа.

Естественно и моя батарея тоже начала собирать свой кровавый урожай. Стрельба велась без спешки, упор делался на точность огня, правда, темп поддерживали высокий.

Максимум еще три часа светлого времени, подумал я, а потом сплошная темень. Неужели турки надеются к заходу солнца захватить плацдарм на нашем берегу? Это сделать совершенно невозможно, тем более при такой плотности огня. Еще час и от десанта в прямом смысле слова не останется и живого места. Да и вражеские корабли прикрытия наши миноносцы отогнали от берега, потопив три турецкие лоханки.

Тонкий свист снаряда крупного калибра, выпущенного в сторону моей батареи, я не слышал. Потому что он не пролетел мимо, куда-то вдаль. Потому что он такой же как те, уже упоминавшиеся мной молния или разрывы снарядов в море — сначала мгновенное физическое воздействие, а затем более медленный, чем визуально получаемая информация, — звук. Звук грома, что звук взрыва. Снаряд взорвался в ходе сообщения к моему командному пункту. Что-то сильно ударило в левое плечо и в левую руку, я это успел осознать, не почувствовав боли, но ощутив, что меня развернуло в сторону тыла батареи, открыв моему уже почти ничего не воспринимающему взгляду Керчь. Я всего одно мгновение, его миллионную долю, смотрел в ту сторону, но ничего толком не видел. «А на город турки налет не совершили, дыма от пожаров нет», — была моя последняя мысль перед наступлением полной темноты. Звука взрыва — не расслышал, пронзившая меня боль отключила всю нервную систему. Мое «я» исчезло и куда-то провалилось вместе с моим телом…

Глава 1

Весна, 1928 год. Керченский госпиталь, параллельная реальность

— Не скрываете ли вы от меня его состояние уважаемый, Петр Илларионович? — спросил высокий широкоплечий генерал-лейтенант в повседневном мундире, ладно сидевшем на его поджаром теле.

Генералу на вид примерно пятьдесят лет. Прожитые годы посеребрили его пышную шевелюру цвета воронова крыла, а также пометили лицо кроме нескольких морщин еще и длинным, немного изогнутым, шрамом, идущим от левого виска, вниз по щеке. Несмотря на годы, генерал выглядел бодрым и подтянутым, был подвижен, во время беседы все время расхаживал по кабинету начальника госпиталя. Его карие глаза строго и пытливо смотрели в лицо собеседника.

Петр Илларионович Санаев, облаченный в ослепительно белый халат, в очередной раз поправил на носу круглые очки в дорогой оправе. Он в который раз пытался успокоить гостя, свалившегося к нему в госпиталь, словно снег на голову. Многих повидал профессор Санаев на своем веку, в том числе сановников самого высокого ранга, но перед военными всегда робел.

Профессор с первых дней объявления войны России Турцией сформировал гражданский госпиталь из числа профессорско-преподавательского состава Симферопольского института хирургии, где занимает должность ректора. Вспомогательный персонал набирали в губернских больницах. Инструменты, лекарства и перевязочные материалы Санаев получил на государственных складах в достаточном количестве. По распоряжению военного командования госпиталь развернули в городе Керчь, где размещалось управление Южной группировки русских войск.

В первый день начала боевых действий, ближе к вечеру, в госпиталь доставили тяжелораненого штабс-капитана Воронова Александра Васильевича, сына графа генерал-лейтенанта Воронова Василия Михайловича, губернатора Южной губернии империи.