Зачем он приехал? В последний раз, когда они виделись, оба плакали. Сейчас она только смотрела на него и улыбалась. Она не видела его пять месяцев.
– Закатом любуюсь.
– Я издалека заметил тебя.
– Как Шарлотта?
– Намного лучше. Только что начала ходить самостоятельно.
Она не пригласила его присесть. Только кивнула.
– Зачем ты приехал?
– Я уезжаю. Вот… приехал попрощаться.
– Ты уже попрощался. – Странный это был разговор. Разговор людей, которые любили друг друга и потеряли. Однажды, пять месяцев назад, они уже простились. Зачем снова повторять то же самое? – Когда ты уезжаешь? – Вопрос был бессмысленный. Какая теперь разница, когда именно он уезжает? Он уже уехал, пять месяцев назад.
– Завтра, – ответил Лайам и наконец сел рядом с ней на песок. Ему было неудобно стоять и смотреть на нее сверху вниз. Она казалась еще меньше, чем он ее помнил, бледнее. Волосы, по контрасту с белым лицом, казались темнее, чем раньше. И она была красивее, чем он запомнил, а ведь он часто ее вспоминал. Она была для него наваждением, как жертва для убийцы. До конца дней ему предстоит жить и видеть перед глазами ее искаженное болью лицо – такое, какое было у нее в тот последний день. – Я только хотел с тобой повидаться перед отъездом.
– Мы же договорились обходиться без встреч и звонков. – Саша встретилась с ним глазами и задержала взгляд. Он и забыл, какие у нее глаза – пронзительные и нежные одновременно. Она выполнила свою часть уговора. Ни разу ему не позвонила. И ни разу не объявилась в Вермонте, чего нельзя сказать о нем. Ей показалось обидным, что он приехал, чтобы еще раз ее помучить. Придется заново карабкаться на свет из пучины безнадежности. А это и в прошлый раз далось ей с трудом.
– Я не позвонил – боялся, что ты запретишь приезжать.
– И правильно. Я бы запретила. Одного прощания вполне достаточно. – А у них за год их любви таких прощаний было куда больше. – Зачем ты приехал? – Она чувствовала, что есть еще какая-то причина, о которой Лайам не говорит. Саша его хорошо изучила. Но она видела, что за прошедшие пять месяцев и он очень изменился. В этом мужественном лице больше не было мягкости. С тех пор как Лайам ушел, ему тоже пришлось испытать немало. Но с ним были дети и жена. Саша же пила свою горькую чашу одна, и ей было куда тяжелее.
– Ты меня ненавидишь? – спросил Лайам. Саша покачала головой:
– Нет. Я тебя люблю. Наверное, никуда мне от этого не деться.
Он перевел взгляд на ее руку – оба его браслета по-прежнему были на запястьях.
– И мне тоже. – Солнце село, и стало стремительно холодать. – Если хочешь, я уйду.
Она не стала кривить душой.
– Подожди. Не сразу. – Может быть, ей больше его никогда не увидеть. Она хотела наглядеться вдоволь, пока он был рядом.
– Мне нужно сегодня же возвращаться в Нью-Йорк, – сообщил он, словно не зная, о чем еще говорить. Теперь ничто из того, что ему хотелось ей сказать, не имело смысла. Она стала другим человеком. Прошла испытание огнем. Странным образом оно ее очистило.
– Почему в Нью-Йорк?
– Потому что я возвращаюсь.
Лайам говорил загадками, сбивал ее с толку.
– Возвращаешься куда? В Вермонт?
Он улыбнулся и качнул головой. Она его не поняла.
– Нет, в Лондон.
– Почему в Лондон?
И тут он понял, что должен ей сказать. Он ведь за этим и приехал. Но, увидев ее, понял, что и без того уже причинил ей слишком много боли. И даже если она его еще любит, двери все равно уже закрыты. Это можно было прочесть в ее лице.
– Я ушел от Бет. Нам обоим хватило месяца, чтобы это понять. Но мы все пытались что-то склеить – ради детей. Но так, наверное, не делается. Расстались, как говорится, добрыми друзьями. – Лайам вздохнул.
Саша напряженно следила за ним, пытаясь уяснить, что он сейчас сказал. Она вдруг опять подумала, что он ей привиделся. И эти его слова… Может, его вообще здесь нет? Может, это сон какой-то? Видение? Очень правдоподобная галлюцинация?
– Что ты сейчас сказал?
– Говорю, мы с Бет расстались. Разводимся окончательно и бесповоротно. Завтра я лечу в Лондон. Хотел увидеть тебя перед отъездом. Что-что, а извиниться перед тобой я уж точно должен. – Он знал, что того, как он с ней обошелся в прошлом декабре, ничем не искупить. Но он делал это ради жены и детей. Слабое оправдание, но тогда это казалось единственно правильным решением. И Саша это тоже понимала.
– Ничего ты не должен, – возразила она. – Ты поступил так, как считал нужным.
– И чуть тебя не убил!
– Я же жива! – Она медленно села. – Я крепче, чем ты думаешь.
– Нет. Ты крепче, чем ты сама думаешь. Не было дня, чтобы я о тебе не думал. Постоянно. – Он протянул руку, и она увидела свои часы.
– Я тоже, – призналась она. – Так что мы теперь будем делать? – Они смотрели друг другу в глаза, но рук не протягивали. Так друг к другу и не прикоснулись. Наверное, теперь этого уже никогда не будет.
– Возможно или невозможно? Тебе решать, – тихо проговорил он. Подул холодный ветер. И тут Лайам придвинулся к ней ближе. Они почти касались друг друга. – Что скажешь?