НеВозможно

В пятницу вечерним рейсом Лайам прибыл в Париж, а в воскресенье утром они вдвоем улетели в Нью-Йорк. Саша оплатила его билет, и теперь они рядышком сидели в салоне первого класса. Лайам сиял, как ребенок на своем дне рождения, и упивался превосходным сервисом. Икра, шампанское… Он съел свой обед, большую часть Сашиного, потом разложил кресло, укрылся пледом и заснул. Он даже переоделся, но в какой-то миг, к ужасу Саши, стал проявлять отчетливые признаки непослушания, когда нацепил на голову целлофановый пакет. Посмотрел два фильма по видео, перекусил, вскрыл каждый пакет в наборе туалетных принадлежностей и предложил Саше немедленно вступить в клуб почетных пассажиров. Предложение она отвергла.

– Пожалуй, на обратном пути тебе надо будет дать успокоительное. – Она улыбнулась. – Как-то раз мы проделали это с Ксавье, его в детстве сильно укачивало. Так эффект был совершенно обратный – он разбушевался, как реактивный двигатель. В жизни не видела такого возбужденного ребенка. После того случая мы смирились с тем, что его в самолете всегда тошнит. А с возрастом это прошло.

Но никто в жизни так искренне не благодарил ее за комфортный полет, как Лайам. До самой посадки он не уставал твердить, как ему нравится лететь с такими удобствами.

– Я-то думал, что это в порядке вещей – сидеть с задранными к ушам коленками. И чтобы соседский локоть упирался тебе в бок. Здесь мне куда больше нравится, – восторгался он, то и дело раскладывая кресло и вытягивая ноги.

В аэропорту Лайам оставался в прекрасном настроении и шутил напропалую. Как всегда, он мгновенно подружился со всеми стюардессами. С большинством из них Саша была знакома по предыдущим полетам, и они ее тоже помнили. К таможеннику Лайам обратился по имени, а потом оживленно побеседовал с носильщиком на тему бейсбола, пока Саша искала своего водителя. Энергия била из него через край. А больше всего он радовался тому, что прилетел в Америку, да еще вместе с ней. И, несмотря на его возбуждение, Саше было приятно находиться рядом.

Успокоился Лайам только тогда, когда они наконец оказались дома. Элегантность Сашиного жилища произвела на Лайама сильное впечатление. Он оценил качество антиквариата, а от ее картин у него прямо-таки захватило дух. Тут был Моне, два Дега, один Ренуар, несколько бесценных рисунков Леонардо да Винчи и бессчетное число полотен, о которых Лайам даже не слышал. Сашина квартира в Нью-Йорке была во многих отношениях более официальная и представительная, чем ее парижское жилье, в которое она при ремонте внесла некоторые элементы модерна. Нью-Йоркская квартира была похожа на маленький музей с бесценными сокровищами, в котором большинство полотен были подарены Саше ее отцом.

– Ну, Саша, – только и выдохнул он, стоя перед мрачноватой картиной Эль Греко, которую Саша не очень любила и потому повесила в коридоре. Не без труда ей удалось увести его в спальню. На мгновение Саша замерла. Эту постель она не делила ни с кем, кроме Артура. Но время пришло. Внутренне она была готова впустить Лайама и в свою спальню, и в свою жизнь.

Она попросила его оставить вещи в гостиной – на случай, если вдруг объявится кто-то из детей. А еще ей не хотелось шокировать горничную, которая убирала у них с незапамятных времен и продолжала приходить каждый день. Лайама эта просьба нисколько не обидела. Он оставил сумку в гостиной, после чего явился в спальню с мороженым на подносе. Он чувствовал себя как дома, устроился в любимом кресле Артура, включил телевизор и нашел трансляцию бейсбольного матча. Потом озорно взглянул на Сашу и расхохотался.

– Ну и дела! У меня такое чувство, словно я уже умер и попал на небеса. – Лайам тоже вырос в небедной семье, его отец был человек известный. Разница заключалась в том, что к нему всегда относились как к белой вороне, ведь он был совсем не такой, как они. Художник! В Сашином доме ему было хорошо и уютно, как и вообще с ней вместе. Все в жизни Лайама теперь было по-другому, да и в Сашиной тоже.

Она предложила поужинать в ресторане по соседству. Перед уходом позвонила дочери, но, как она и предполагала, Татьяна встречалась с друзьями, вся неделя у нее была расписана, а матери она пообещала заскочить в галерею, когда выдастся свободная минутка, вероятнее всего – в обеденный перерыв. Вечером Саша легла с Лайамом в постель. Горничная должна была прийти не раньше двенадцати, а к тому времени их уже не будет дома, она уедет в галерею, а он – к друзьям в Сохо. Здесь об их отношениях никто не должен знать. В любом случае версия о постояльце должна удовлетворить любое любопытство.

Лайам обнял Сашу и притянул к себе. Несмотря на все возбуждение, от него не укрылось, что ввести его в этот дом для нее было непросто. На Сашу нахлынули воспоминания. Но вот он заговорил – и тревога отступила.

– Милая моя, не думай ни о чем, – прошептал он. Саша мгновенно почувствовала, что он понимает все, и кивнула. – Все хорошо?

– Все хорошо! Спасибо, что спрашиваешь.