Мы стали активными участниками благотворительной организации «Марш гривенников», которая боролась за улучшение здоровья детей. Кроме того, нам хотелось оставить память о нашем сыне, который прожил на земле так недолго, и мы организовали Фонд Макса. Сотрудники и ученики школы, где я работал, очень поддерживали нас в трудные времена. Они заботились, помогали, и я знал, как они нам сочувствовали. Когда однажды после уроков я расплакался, Карен Армстронг обняла меня и сказала: «Я всем сердцем с тобой. Мы здесь все одна семья».
Спустя всего несколько месяцев на нас обрушился еще один удар. Один из моих любимых учеников, здоровенный парень по имени Виктор, был одаренным спортсменом. Я отметил его неограненный талант на школьной спортплощадке: он запустил футбольный мяч так, что сбил в небе чайку. В другой раз Виктор ввязался в драку на перемене и схватил другого парня в удушающий захват. Я приказал ему прекратить, и он послушался, но противник Виктора упал и ударился головой. Виктора наказали.
Каждый день, пока длилось его временное исключение из школы, Виктор приходил и сидел на капоте моей машины. Я видел его из окна класса. Тогда я начал давать ему домашние задания, книги для чтения и угощал ланчем. Я оставлял машину открытой, чтобы он мог прятаться в ней от непогоды. Когда наказание закончилось, я помог Виктору получить стипендию от футбольного клуба и поступить в частную подготовительную школу в Северной Каролине, очень далеко от Бронкса. Через две недели после переезда на новое место он потерял сознание прямо на футбольном поле, и у него определили лейкемию. Когда мою жену положили в больницу на сохранение, туда же попал и Виктор. Я навещал его каждый день.
Виктор уже не покинул больничных стен. После борьбы, длившейся пять месяцев, он ушел. Через три месяца после похорон моего сына я похоронил Виктора. На эти похороны я тоже надел черные перчатки Нэнси.
Как после всего пережитого возвращаться в школу? Я едва мог переступить порог здания. В то время у меня не было хороших дней. До разразившейся трагедии помощник директора обычно звала меня «солнечный лучик». Теперь тянулись только тяжелые дни, а за ними еще более тяжелые. Когда вы всего себя отдаете работе, это значит, что вы отдаете и свою боль.
Все лето я провел с женой и дочерью, которые нуждались во мне, и обещал им найти работу поближе к дому. Каждая секунда имела значение. Если бы я мог избавиться от страшных воспоминаний, сократить на 40 минут дорогу на работу, провожать в школу и встречать свою дочь, это значило бы для меня очень много.
Когда вы всего себя отдаете работе, это значит, что вы отдаете и свою боль.
Поэтому в сентябре я перешел в Старшую школу Уолтон. Она располагалась так близко от нашего дома, что я мог навещать Лизетту каждую перемену. Было таким большим облегчением не видеть шкафчик и место Виктора в классе, что я даже не попытался узнать больше о школе, где мне предстояло работать. Школа Уолтон занимала одно из последних мест во всем штате.
Когда я в первый день прошел через металлодетектор на входе, то подумал только: пусть несчастья закончатся. Пусть моя жизнь станет хоть немного лучше. Позвольте мне отдать долг здешним ученикам и моей семье.
Глава 5
Как нарциссы остановили драку и произвели революцию в образовании
Осень 2004 года. Новая школа была четырехэтажным, огороженным забором зданием, предназначенным для 1800 учеников, но набитым под завязку почти четырьмя тысячами. Дипломы об окончании получали примерно 17 процентов. На самом деле школу собирались закрыть – о чем я не знал, пока не начал работать, вернее, не хотел знать. Двумя годами ранее мэр Блумберг задумал проверять городские школы и увеличил в них количество сотрудников службы безопасности, чтобы укрепить дисциплину. Он хотел упорядочить и обновить устаревшую систему и сделать школы малочисленными. Я не мог не согласиться, что, в принципе, необходимо изменить систему, доказавшую свою несостоятельность для многих детей. Но Блумберг и его реформаторы не предвидели, что для внедрения новой школьной системы потребуется время.
Едва переступив порог школы Уолтон, вы погружались в хаос. Впрочем, для этого даже не нужно было входить в здание. Исчерканные граффити и облезлые стены говорили что угодно, кроме «Добро пожаловать». На парковке не было никакого порядка и часто возникали ссоры из-за мест.
Толпы учеников болтались снаружи, потому что на входе образовывались огромные очереди. Бесстыдные сексуальные выходки вы могли наблюдать повсюду, совершенно открыто. Здание и двор тонули в клубах дыма от марихуаны. Внутри классы были переполненными, шумными и беспорядочными.