В качестве новоиспеченного учителя я не получил от своего начальника никаких советов, кроме одного: начинать каждый урок с трехминутной разминки, чтобы привлечь внимание учеников. Он так и называл это: РАЗМИНКА. Я воспользовался советом, но добавил немного перца от себя. Ребята заходили в класс под раскаты композиции «Стой на месте!» группы «Бисти Бойз». Они подхватывали песню и выкрикивали: «Быстро! Быстро!» Это был сигнал к началу урока математики.
Наладить контакт с учениками оказалось несложно. У нас нашлись общие увлечения: баскетбол, хип-хоп и потребность в любви. Мои ежедневные поездки из родительского дома в Рокланде занимали 50 минут без пробок. Я не открывал окна в машине, пока не выруливал на скоростную трассу Кросс-Бронкс. Тогда я опускал их до упора, чтобы пропитаться шумом и запахом Бронкса. Хип-хоп разносился над обугленными остатками домов, и весь мир, казалось, его слушал. Этот стиль стал бешено популярным после первой золотой записи группы «Ран-Ди-Эм-Си» в 1984 году, первого рэперского альбома, номинированного на «Грэмми». Другие музыканты последовали за ними. Вечеринки, на которых выступал диджей Грэндмастер Флэш, открыли новую местную звезду и особый тип танца, быстро распространившийся через MTV по городам и весям, по всей стране. Казалось, что за одну ночь, задолго до появления интернета, весь мир безумно втрескался в Бронкс благодаря энергии хип-хопа.
Минуя один за другим кварталы Бронкса, вы слышали одни и те же мелодии, льющиеся из колонок проигрывателей и автомобильных магнитол. Все улицы пульсировали в собственном ритме, таком же мощном, как мелодия хип-хопа. Из-за каждого угла, из распахнутых дверей баров и даже с каждого этажа высотных домой вы слышали раскаты одних и тех же аккордов, ритмичных, как биение сердца. Радиоведущие обладали властью за одну ночь превращать музыкантов, подобных Дагу Е. Фрэшу, первому бигбоксеру, в суперзвезду. Неделями напролет я не слышал ничего, кроме его композиции «Шоу». И еще я бесконечно прокручивал «Девчонки из Баффало» Малколма Макларена.
Во время перерыва на ланч и после школы я слышал, как мои ученики создают собственные хиты, превращаясь в живые ударные установки и заливая ритмом всю улицу. Мы наизусть знали каждый текст, написанный Биг Дэдди Кейном, Риал Роксанной, Фэт Бойз[3]
и другими. Поэтому неудивительно, что я заполнил этой музыкой свой класс.Кроме музыки, я притащил туда свой довольно громкий голос, еще более яркую личность и целый «мешок с подарками» историй. Чтобы вызвать интерес у учеников, я без конца рассказывал байки о собственных приключениях в Бронксе. Но что мне было делать дальше? Я был предоставлен самому себе и должен был сам планировать следующие шаги. Как мне привлечь внимание ребят к предметам, которые они не считают важными? Как доказать им, что они могут учиться, когда долгие годы их убеждали в обратном? Никто из нас – ни учитель, ни ученики – не имели никакой поддержки. Учебный план? Нет никакого плана. Объем и последовательность изложения предмета? Первый раз об этом слышу. Форма контроля? Не существует. Отчеты? Не забивайте себе голову.
За три дня до моего первого Рождества в роли учителя белый мужчина по имени Бернард Гетц застрелил четырех черных подростков в поезде метро на Манхэттене. Все четверо убитых были из Бронкса. Все безоружные. Двое застрелены в спину.
Когда мы вернулись в школу после каникул, я раздал ученикам новый материал для чтения: первую страницу газеты со статьями о «Дружиннике из метро».
Тема не могла быть более злободневной. Выстрелы раздались в том самом поезде, на котором часто ездили мы с учениками. Мы сидели рядом, и этот факт уже разрушал самые распространенные стереотипы. Другие цветные ребята считали меня чуть ли не личным помощником Бернарда Гетца и злобно смотрели на тех, кто просто разговаривал со мной. Другие белые видели в моих учениках угрозу для жизни и старались сохранять с ними максимально возможную дистанцию. Город разделился на два лагеря. Мэр Нью-Йорка Эд Коч только пожимал плечами и говорил: «Что я могу сделать?» В нашем районе на этот риторический вопрос обычно отвечали: «Есть дерьмо».
Поэтому мы обсуждали произошедшее.
В классе мы говорили о расизме, о порочном круге безнадежности, о том, что значит ненавидеть или бояться людей, если они «другие», то есть отличаются от нас.
Мы садились в круг, и каждый ученик знал, что его услышат. Мы обсуждали, что значит «мы» и кого мы считаем «своими».
Один мальчик потряс меня, когда сказал: «Эй, Ритц, вы не просто так затесались среди нас. Вы не похожи на белого. Вы не похожи на черного. Вы не такой, как другие учителя. Вы не ведете себя, как начальство, но мне кажется, что вас послали сюда, чтобы вести нас куда-нибудь».
«Я не всегда знаю, куда нам идти, – признался я. – Но я уверен: ты должен проявить себя, чтобы стать взрослым. Только постарайся, и ум себя покажет».