Ну конечно, она пойдет ради этого. Остров Сокровищ располагается между Оклендом и Сан-Франциско, посреди залива, и по забавной иронии это название заброшенной военной базы. Звучит как место, где будут американские горки и пирожные-трубочки, но на самом деле там полно казарм, обрисованных граффити, и битого стекла.
– Я пойду, – говорю я. – И, уверена, мне понравится Ребекка, если ты считаешь ее такой классной.
– Если ты не можешь доверять своей лучшей подруге, то кому вообще можно доверять? - улыбается она. – Я собираюсь примерить вот это.
Лейла исчезает в примерочной, я бесцельно брожу по магазину, а ее последний вопрос отдается эхом в моей голове. Могу ли я доверять Лейле? Она кажется такой...
Продавщица стоит за прилавком, играя со своим телефоном. Должно быть, она почувствовала, что я пялюсь на нее, поэтому поднимает голову.
– Вам помочь что-нибудь подыскать? – спрашивает она.
– Просто смотрю, что тут у вас, – отвечаю я. Она пожимает плечами и нажимает кнопку на CD-проигрывателе, находящимся за ней. Магазин наполняется звуками песни группы Clash, в которой они пытаются решить, остаться им или уйти. Записка от Кира весит тяжким грузом в моих мыслях, пока я дрейфую мимо стопки футболок с трафаретной печатью возле окна.
Когда именно я не могу сказать. Я помню, как впервые покинула его, может где-то через тридцать лет после того, как он сделал меня бессмертной. Я поддерживала связь с молодой прислугой в поместье родителей, представляясь, как старый друг семьи и благотворитель, который посылал деньги и подарки и который хотел бы остаться анонимом в обмен на свежие новости о Лорде и Леди Эймс. Меня больше не заботило, что случилось с отцом, после того, как он вышвырнул меня из своего дома, но моя мать ни в чем не виновата.
Однажды в наш дом во Франции пришло письмо, в котором мне сказали, что Леди Эймс была очень больна. Мне захотелось отправиться к ней незамедлительно, но Кир, конечно же, запретил. Это было слишком опасно, сказал он. Ему ли напоминать мне, что в последнее мое пребывание в Лондоне меня чуть не убили? Мне было все равно; я не могла потерять шанс попрощаться со своей смертной жизнью.
Так что я ушла. Я незаметно ушла, когда Кира не было дома. Но к тому времени, как я добралась до Лондона, моя мать была уже мертва.
Я все ждала слез, печали, некоего освобождения, но их так и не было. Я ничего не почувствовала. Куда более болезненным было вернуться к Киру и увидеть его полностью разбитым, изможденным и опустошенным болью. Он был убежден, что никогда меня больше не увидит, что я оставила его одного.
Он обхватил меня руками, как утопающий, когда я, задыхаясь от рыданий, вошла в комнату.
Я держала его в своих объятиях, шепча, как мне жаль, как сильно я любила его. И в то время я действительно имела это в виду.
Быть одиноким – величайший страх Кира, и он всегда пытался изо всех сил внушить это всем остальным из нас. Я помню эту его речь другим членам ковена, когда он делал их бессмертными:
Только у Кира был эликсир, алхимическая формула, разрывавшая связь между телом и душой, позволяя нашим душам перемещаться в новые тела. Он носил его на серебряной цепочке вокруг шеи. Я знала, что его отец был тем, кто дал ему флакон, а также знания, что делать дальше.
Хотя по правде, Кир украл формулу у своего отца, Иоганна фон Гугенхайма, известного алхимика и ученого.
С той ночи я ни разу не видела Кира без флакона с эликсиром на шее. Он никогда не позволял никому притрагиваться к нему. Держать эликсир от других было его подстраховкой.
Как мы могли уйти, зная, что будем обречены ходить по земле в одиночестве?
Никто ни разу не покидал ковен. До меня.