Невозможные жизни Греты Уэллс

– Она фотографирует большие здания, внутри и снаружи, – на случай, если мы вступим в войну и немцы будут бомбить Нью-Йорк. Потом можно будет восстановить их в первозданном виде. Интересно, да?

Алан поднял брови.

– Вы, как африканский гриот [10], сохраняете для нас нашу цивилизацию.

– Вряд ли, – заметил Феликс. – Все, о чем думают фотографы, – это свет и тень. На сам объект им наплевать.

Я улыбнулась:

– К сожалению, он прав. О, мартини!

Мой брат-близнец постукивал рукой по столу в такт фортепиано и оглядывал зал. Казалось, он не интересовался ни мной, ни любовником, ни кем-нибудь еще и был встревожен из-за какой-то пропущенной встречи. Странно, возмутительно и очень похоже на моего брата – но похоже совсем не в том смысле, на который я рассчитывала. Я страстно желала, чтобы этот Феликс был «тем самым Феликсом», чтобы он больше походил на моего брата образца 1918 года (с изречениями и улыбками, позаимствованными у Брильянтового Джима [11]), но… Мы забываем, что мертвые возвращаются к жизни со всем тем, без чего мы охотно обошлись бы. Они все так же не умеют готовить, вечно опаздывают и бросают телефонную трубку, не сказав: «Я тебя люблю». Они не исправились – лишь вернулись. И вот он сидит передо мной, поджав губы, как подросток, которому до чертиков скучно. Мне хотелось запустить в него булочкой, поданной к обеду. Скучно? Да мы же здесь, все вместе! Все трое, вместе, живые! Но я единственная знала о судьбе каждого из нас, знала, как все будет. И что же делать? «Сидел бы ты и не ерзал!» – хотелось мне прикрикнуть на Феликса.

Но потом я увидела, что Алан ведет себя так же. На первый взгляд они походили на двух мужчин, которым смертельно скучно слушать женскую болтовню. Они кивали головами – медной и серебряной, катали по столу орешки, глотали спиртное, как лекарство (оливки в ужасе залегали на дно). Но я знала правду. Эти двое не скучали. Они были грабителями, которые спрятали деньги в комнате и выдавали свой секрет не тем, что смотрели на тайник, но тем, что старались не смотреть на него, изучая все остальное, обследуя глазами потолок, пол, стол. И это их выдавало. Любой детектив мгновенно обнаружил бы тайник, поднял половицу и вытащил бриллианты со словами: «Вот вам, идиоты!» Я легко разгадала тайну этих нервных мужчин, которые постукивали пальцами и возились с кольцами для салфеток, темами для разговора, вилками и ножами – даже не задевая друг друга. Я не сразу поняла, что к чему. Если бы затих звон тарелок и серебра, гвалт и гомон посетителей, уже успевших принять по паре коктейлей, звуки улицы и кухни, вы услышали бы, как звякают льдинки в бокалах от стука их сердец. Все очень просто: двое влюбленных мужчин.

– Где же еда? – спросил Феликс, глядя в свой опустевший бокал. – Я проголодался, а вы? – Он поднял глаза, робко улыбаясь, и залился румянцем.

Влюбленные мужчины. Мне хотелось потянуться через стол и соединить их руки. Но конечно, я не могла этого сделать, не могла даже намекнуть, что все знаю.

– Они хотят, чтобы мы стали пьяными и добрыми, – сказала я.

– А я уже! – решительно отозвался Алан.

Итак, все уже началось. Я была готова встретиться с человеком, который станет любовником позже, а сейчас, как тропическое растение, не цветущее в другом климате, сейчас был всего лишь платоническим другом, о котором тосковал мой брат. Но они явно не нуждались в подсказках, потому что уже стали любовниками.

– Алан, расскажите мне еще раз, как вы познакомились.

Он посмотрел на меня профессиональным взглядом:

– Позвольте припомнить… Кажется, это было на вечеринке?

– По-моему, в тот день давали пьесу одного из драматургов Ингрид, – перебил его мой брат, откинувшись на спинку стула и глядя в окно. – Была премьера, и сам спектакль мы, конечно, пропустили: если не ошибаюсь, сплошные ирландские призраки и семейная драма. А вечеринку устроили в квартире одной богатой дамы на Парк-авеню. Лифтер не пускал тех, кто не мог назвать фамилий хозяйки и драматурга. Слава богу, Ингрид была там – я-то никого не знал!

– Аманда Гилберт, я занимался ее разводом, – сообщил Алан. – Скучная компания. Кроме вашего брата, не с кем было поговорить.

– Одни длинноволосые, лесбиянки да богатые пустышки.

Как это происходило? Они устраивали себе длинные обеденные перерывы и виделись в отеле, предназначенном для таких встреч? Проводили рабочие выходные за городом, засиживались допоздна с клиентами? Как они обманывали своих жен, подруг или секретарш? И как лгали самим себе?

– А, вспомнил! – сказал Алан со скрытой усмешкой. – Одна старушка в перьях стала орать на официанта за то, что он принес ей лайм вместо лимона. Я видел, как этот молодой человек обернулся к ней и сказал… а что же он сказал?

Феликс сделал вид, что ничего не знает, и принялся вертеть в пальцах бразильский орех.

– Ты все помнишь! – воскликнул Алан и пояснил для меня: – Он повернулся к ней и сказал: «Когда вы были маленькой девочкой, мадам, вы именно такой женщиной мечтали стать?» Я понял, что мне надо с ним познакомиться.