Невозможный мужчина

– М-м-м, ты имеешь в виду, какую из десятков просьб? – порочно хрипло протянул Макс, и его и без того беспокойные верхние конечности вконец оборзели. – Не останавливаться, когда прикасаюсь к тебе здесь? Целовать тебя вот тут? Или облизывать именно так?

Каждый вопрос сопровождался столь смелыми и бесстыдными, с моей точки зрения, ласками, что я открыла рот, чтобы потребовать немедленно прекратить это безобразие, и… издала такой возмутительно страстный стон, что закрыла рот обеими руками.

– Не стесняйся, свет мой. Не стесняйся, как не стеснялась ночью. Я готов слушать эти звуки вечность. – Мой мучитель продолжал творить что-то невообразимо прекрасное с моим телом, которое, содрогаясь и трепеща, с восторгом и радостью отзывалось на каждый мимолетный поцелуй, каждое соприкосновение моей кожи с его ртом, каждое поглаживание. Боже, это со мной ТАКОЕ творится? Это я ТАК могу чувствовать? Это ТАК занимаются любовью? В смысле – сексом, ведь именно он это и был, вот только до сих пор не представляла, что сие действо мне захочется описывать не словами «хорошо», «приятно», «удовольствие и расслабление», а одними лишь «великолепно-потрясающе-с-ума-сойти» и вовсе невнятными нечленораздельными восклицаниями.

А Макс будто решил поработать над закреплением сотворенного его усилиями со мной результата, пресек мою совсем не убедительную даже для себя самой попытку покинуть ложе разврата, перекатил на спину и подмял под себя, заставляя-таки смотреть в лицо и давая почувствовать полную собственную готовность продолжить непотребства. «Ни стыда ни совести у кого-то», – подумала я, позволяя своим ногам раздвинуться, давая ему полный доступ. Еще разочек, чего уж там, нужно же запомнить во всех трезвых подробностях, за что мне должно быть стыдно до конца моих дней. Но тут мой коварный соблазнитель наклонился к моим губам, и я внезапно вспомнила о том, какой же, должно быть, чудный аромат это мое утреннее дыхание дракона, и снова зажала рот ладонью, умудрившись втиснуть ее между нашими лицами, едва не лишив Макса левого глаза.

– Вот, значит, как, – нисколько не смутившись, усмехнулся он. – Целоваться с утра ты не готова. А жаль, вчера мне от этого мозг-то окончательно и вынесло.

– Коньяк мозг нам обоим вынес, – пробубнила я почти стопроцентную ложь. – И сначала зубы чистить, а потом уже… всякое.

– Ну да, ну да, «всякое» говоришь… – И вместо того, чтобы отпустить меня упиваться своим позором в ванную, охальник просто соскользнул ниже, сведя мои груди вместе и начав об них тереться лицом, облизывая и царапая щетиной и без того дико чувствительные уже соски.

Дыхание пресеклось, позвоночник выгнуло, руки непроизвольно вскинулись, оказываясь на его голове. Находившаяся где-то на пути к полному возвращению способность к адекватному мышлению решила продлить свои отгулы, уступив место столько долго находившимся в заключении примитивным инстинктам.

– Боже, это же просто терпеть невыносимо, – проныла я, буквально умирая под умелыми ласками рта и рук Макса, который либо помешался на моей груди, бесконечно ее сжимая, покусывая, оглаживая языком, либо решил сделать чокнутой меня, заставляя гнуться, извиваться, но не предпринимая больше никаких поползновений. Хотя еще немного, и я взлечу уже и от этого.

– Смотреть и не прикасаться – вот где невыносимо, свет мой, – проворчал мой экзекутор и с силой обдул разгоряченную и влажную его стараниями кожу, и я взвилась, упираясь затылком в подушку, издав невнятный вскрик от волны острого кайфа, множеством иголочек, пронзивших все нервные окончания.

Макс же, не дожидаясь моего расслабления, стремительно скользнул еще ниже, подсовывая широкие, как лопаты, ладони под ягодицы и намереваясь… ох… То, что он уже вытворял в таком положении, пронеслось в памяти чередой красочных картинок, где я кричу, цепляюсь пальцами за простыню, сучу пятками и под конец едва не сворачиваю себе шею, застыв невозможной просто дугой под запредельным напряжением. Но сейчас… я взбрыкиваю и сжимаю бедра, хныча, как настоящая зануда: «Ванная».

– Ну, в ванной, так в ванной, желание дамы – закон, – фыркнул сквозь рваные выдохи Макс и, соскочив с постели, подхватил и поволок меня, куда просила.

– Я сама… – начала я возражать, но, естественно, услышана не была.

Широкими шагами он достиг душевой кабинки, опустил меня так, что босые подошвы вместо плитки пола очутились на одной из его длинных ступней, а когда дернулась, придержал настойчиво за талию и покачал головой, одновременно потянувшись открутить кран, и стал проверять температуру воды. Да что ж такое, я ему ребенок, что ли?

– Макс, я могу сама о себе позаботиться, – пробурчала под нос, чувствуя, как в виски начинает давить от противоречивой смеси неловкости и незнакомого комфорта от заботы. Ну разве так бывает?

– Конечно можешь, девочка моя. – Ну вот, опять он с этой девочкой! – Но в чем тогда мой интерес?