Обмылся с курьерской скоростью, поскреб бритвой щеки и подбородок, будто кто с секундомером засекал, и пошлепал босиком в кухню, где застал давно закипевший и вырубившийся чайник и Светулю, сладко посапывающую прямо за кухонным столом, с рассыпавшимися по темному дереву столешницы золотистыми кудряшками. Стоял и пялился, как дурак, а самого перло, как под кайфом, ей-богу, аж до судорог в горле.
Поднял ее на руки, завозилась сонно, но глаз не открыла, а мне бальзам на душ – значит, доверяет. Залез в кровать, укрыл нас обоих. Уже почти отрубился, но вдруг аж подкинуло, торкнуло осознанием – какой же я везунчик. Человек, которому всего достаточно, у которого все есть. А чего нет, то будет, а если и не случится этому быть – то никаких и сожалений.
Офигенское ощущение.
***
– Макс! Мы проспали! Блин! Макс! Господи, ну что за верзила вымахал… Убери свою лапищу, я же вылезти не могу…
Какая-то муха зудела в уши и вошкалась под руками, пытаясь отобрать что-то теплое и мягкое, во что я вцепился мертвой хваткой и не хотел отпускать, как не хотел выплывать из глубин сумасшедше приятного сна – розово-золотистого, со всполохами яркой зелени и каких-то серебристых с нежно-голубым фейерверков. Ага. Вот такой вот сон – сплошь цветовой и на уровне подкорки – счастливый. А меня будят. Ну что за несправедливость всемирная? А кто, кстати, осмелился вытащить меня из счастья?
Взгляд открытого правого глаза наткнулся на наглую блондинистую прядку, ерзающую прямо возле носа и щекочущую до чиха.
– Боги мои, боги, сколько же ты весишь? – продолжал бухтеть мушиный голос, заспанный и такой родной, что захотелось… А чего мне захотелось? А правильно – вот этого. Того, чего все нормальные мужчины по утрам хотят. Особенно когда под боком нагло и бесцеремонно ерзает такая вот…
– Макс! Не! Не-не-не! Мы проспали!
По моим рукам звонко зашлепали крохотные ладошки. Это что за бунт на корабле? Сгреб всеми четырьмя конечностями и прихватил губами загривок. Че-е-ерт, как же ты пахнешь, муха моя зудящая. Какой же неописуемый кайф – вдыхать эту квинтэссенцию утреннего домашнего счастья. Какой кофе? Какой чай? Какие амфетамины? Зачем, когда есть вот это.
– Все. Я проснулся, – заявил я, открывая оба глаза, но не отрывая руконог от любимой.
– Макс!
– Я слышал. Мы проспали. Но это неважно. У тебя отгул или отпуск, заявление на которое я подписал буквально в пятницу вечером, и оно так и лежит у меня на рабочем столе. А я… А я начальство – мне можно задержаться. Ты вообще-то помнишь, что сегодня корпоратив?
– Не хочу-у-у, – заныла моя скромняха, не посещавшая, как мне упомянул как-то Нилович, никаких общественных вечеринок и празднеств.
– Ну, тебе-то, возможно, и разрешено было игнорировать всеобщее веселье, а мне, увы, никак. По крайней мере, приветственное слово я произнести обязан. А ты, как мой помощник, это слово мне напишешь. Вот тебе твое задание на сегодня. Речь должна быть не более чем на три минуты, но при этом содержать упоминания наших основных достижений за прошедший год, наши цели на будущий и, собственно, само поздравление и пожелания. Все понятно?
– Разрешите выполнять, мон женераль? – лукаво улыбнулась помощница, лежа на моей груди и рисуя пальчиком замысловатый узор. Ага, да, можно еще чуть ниже?
Через полчаса, оторвавшись наконец от своей золотистой пряной карамельки, я за десять минут собрался на работу и, стоя уже перед самой дверью, давал последние наставления:
– Свет мой, пожалуйста, на полчаса мы с тобой должны там появиться. Просто сказать приветственный спич, чокнуться бокалом с замами, разворошить особо замысловатый салат и свалить домой.
– Максим Владимирович, а без этого никак? – попыталась было состроить глазки хитрованка, пользуясь своей невыносимо притягательной растрепанностью. Но я был неумолим. Ну, почти.
– Свет мой, пора бы народу потихоньку привыкать видеть нас везде и всюду вместе и рядом. Всего тридцать минут для первого совместного выхода. Да они даже не сразу и поймут все. И тут же домой, в постельку. А завтра… Завтра у меня для тебя будет ма-а-аленький такой сюрприз.
– Макс, ты слишком плохо думаешь о наших девушках. У них настолько наметанный глаз, что они все всё поймут, как только увидят нас рядом.
– Разве это плохо? Ты стесняешься меня?
– Нет, Макс, не в этом дело. То есть да, я немного стесняюсь, но не тебя, ты не подумай. Я… Мне чуть-чуть страшно.
– Чего ты боишься?
– Перемен в жизни. Макс, с тобой их пришло так много, что я… меня как будто затягивает водоворотом, и я совершенно теряю контроль над всей своей жизнью. Нет, нет, не уговаривай. Умом я все понимаю – надо просто решиться. Но вот тут, – и Светочка прижала ладонь к груди, – вот тут все трусится и екает, понимаешь? Я буду. Только мне домой надо будет заскочить, чтобы переодеться и подготовиться, хорошо?
– Хорошо, свет мой. До вечера. Я буду скучать.
– А я уже скучаю, – прошептала любимая, встав на носочки и прижавшись ко мне всем телом – таким одуряюще мягким, податливым и манящим, что я чуть было не забил на работу до самого обеда.