Невозможный Роман

Проснулась уже ночью. Как из вязкой пучины вынырнула. Было ужасно жарко, и Глаша поначалу решила, что во всем опять виновата ангина. Но потом прислушалась к себе и поняла, что дело совсем в другом. А конкретнее - в Полякове, который спал рядом мёртвым сном, бесцеремонно закинув на неё конечности. Аглая закусила губу, пошевелилась, но тот лишь проворчал что-то невнятное и крепче ее обнял.

- Да отпустите же! Мне встать надо!

- А что, мы опять на вы? - зевнул Роман, не то чтобы торопясь её освободить.

- Пойми вас!

- Меня? - искренне удивился Поляков, а потом вытянул руки над головой и сладко потянулся. - Который час?

- Ужасно поздний! Вам точно уже давно следовало быть дома.

Аглая схватила спрей и прыснула в горло. Не то, чтобы он помогал, но ей просто жизненно важно нужно было чем-то заняться, чтобы... ну, чтобы не пялиться на голый торс Полякова, как последняя дура.

- Не пойму, чем ты недовольна?

Глаша закашлялась. Он серьезно вообще? Разлегся здесь, как падишах в ожидании наложницы, и еще спрашивает? Аглая зажмурилась, опасаясь вывалить все, что о нем на самом деле думает, и... запнулась. Ведь, по большому счету, какие она могла предъявить претензии Полякову? С какой стороны ни посмотри - он повел себя, как настоящий джентльмен. Нет, не тогда, когда спросонок залез ей в трусики... А до этого. Во-первых, съездил в аптеку, во-вторых, забрал Дашку из сада, в-третьих, вызвал скорую, когда ей стало совсем худо, а потом еще позаботился о хлебе насущном. Для неё и её ребёнка... Совсем некстати Глаша расчувствовалась. Ну, не могла она и дальше отрицать тот факт, что ее красавчик-шеф оказался не таким уж пропащим гадом. А ведь как было легко жить, считая его именно таким! Поверхностным и эгоистичным. И как же тяжело теперь, когда знаешь правду. Впрочем, открытым остается вопрос, зачем это все Полякову. Уж не прознал ли он о том, кто она на самом деле? Не пытается ли выслужиться перед маменькой?

Сердце странно заныло. Глаша нерешительно обернулась, опасаясь увидеть в глазах Романа нерадостную правду, но не увидела вообще ничего! Этот гад дрыхнул без задних ног. Аглая тяжело вздохнула, померила температуру и, выпив таблетки, вернулась в постель. Легла подальше от Полякова, на самый краешек дивана, вполне отдавая себе отчет, как странно это все выглядит со стороны.

Интересно, что же на самом деле случилось сегодня? Утром... Ему тоже что-то приснилось? Наверняка! А может, Роман просто попутал ее с одной из своих многочисленных подружек. Уж конечно, для него было привычным делом просыпаться вот так, в постели с кем-то. Не то, что Глаша, которая сразу поняла, что происходящее - всего лишь сон. Чудесный эротический сон... Ведь в её действительности такое попросту не могло случиться, а ты посмотри, как вышло!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Интересно, она хоть когда-нибудь сможет вновь довериться мужчине? Отдаться ему, без страха быть преданной?

- Будь ты проклят, Ганапольский! – тихонько выругалась в подушку Глаша, не догадываясь, что Поляков лишь притворялся спящим. Она покрутилась с боку на бок. Взбила подушку. Но сон как рукой сняло. И как всегда в такие минуты, из темницы памяти на свет потянулись невеселые, спрятанные наспех воспоминания.

С Ганапольским Аглая познакомилась на первом курсе университета. В самое тяжелое для себя время. Годом ранее ушел из жизни Глашин отец, и… её мир перевернулся. Может быть, если бы Аглая не винила себя в его смерти, ей бы было хоть чуточку легче. Но она… винила. Сама себя осудила и вынесла приговор. А как дальше с этим жить – не знала.

Началом конца стало Глашино похищение. Это только кажется, что бандитские девяностые остались в далеком прошлом, а на деле… если у тебя столько врагов, сколько было у Кошманов, случиться могло все, что угодно. Ее подкараулили на выходе из школы и, затолкав, как в дешевых боевиках, в тонированный микроавтобус, увезли, ничего не объясняя. Собственно, что тут было объяснять? Глаша и так все понимала. А потому сидела, забившись в угол, стараясь не отсвечивать и не нервировать похитителей. Ужас сковывал горло и растекался по телу противной дрожью. В какой-то момент у нее начали стучать зубы, и чтобы не выдать своего близкого к панике состояния, Глаше приходилось до хруста стискивать челюсти и сжимать дрожащие руки в кулаки. Три ночи… три ночи она была во власти бандитов. Её не били, не унижали, но все равно это было самое страшное время за всю её жизнь. Её молодое сердце справилось с тем ужасом, что довелось пережить, а вот отцовское… нет. Папа умер в ночь Глашиного возращения. Просто разорвалось сердце. Его большое доброе сердце…