Невозмутимые родители живут дольше. Как не сойти с ума, воспитывая подростка

Трудно понять, какова ключевая мысль рассказа. В нынешние времена ясных ответов можно ожидать только от мошенников и дураков. Учебник немецкого языка для 8-го класса ставит вопрос, хорошо или плохо поступила вьетнамская девочка, выпрыгнув из лужи. Дорогой учебник немецкого языка для 8-го класса! Не спрашивай меня об этом. Я всего лишь описал сценку, что наблюдал однажды на Шёнхаузер-Аллее. Я не думал о том, что вскоре восьмиклассники будут мучиться вопросом, что девочка хотела этим сказать. И никто этого не узнает, пока сама девочка не расскажет.

Похитители

— Завтра мне исполняется пятнадцать, — вздохнул Себастьян, — я чувствую себя ужасно старым. Что нового может еще со мной произойти? С этого момента все пойдет под гору. Что может предложить мне жизнь, чего у меня еще не было?

Я слушал его, но не мог постичь его тревоги. Я в три с половиной раза старше его, и со мной каждый день происходит что-то новенькое.

— Начни писать мемуары, — посоветовал я, — мемуарная литература всегда пользуется спросом. У меня уже есть хорошее название для твоей книги — «Когда мир еще был в порядке: 1999. Рожденный на излете тысячелетия».

Ребенок казался действительно расстроенным, прямо накануне своего дня рождения. У меня иногда тоже такое бывает — вдруг после ужина на какой-то момент теряется смысл жизни. Но родители в конце концов для того и существуют, чтобы пичкать подрастающее поколение всякими умностями.

— Мой дорогой сын, — сделал я заход и посмотрел Себастьяну в глаза. — Люди, которые думают, что мир должен постоянно предлагать им какие-нибудь приключения, рано стареют. Но если для них главное в жизни это давать, а не брать, они остаются вечно молодыми. Почему ты думаешь, что мир должен тебе что-то предоставлять? Предложи ты что-нибудь миру. И ты увидишь, как твоя жизнь неожиданно приобретет новые краски!

— Не могу больше слушать твои псевдомудрости, — отозвался сын.

В общем-то мы никогда не ссоримся. У нас взаимопонимание, мы вместе ходим в кино и даже музыку слушаем вместе.

— Все эти русские песенки, — продолжал ворчать Себастьян, — их слушают только двинутые головой и сильно выпившие люди.

Мне тоже не очень нравится его любимый рэпер Пинкельпринц. У него дебильно-хамский детский голос, и он не может толком срифмовать даже две строчки. А воспевает все время одно и то же; все его песни это жалобы торчков на любовные неудачи, будто в мире нет ничего более увлекательного. Я Себастьяну уже много раз говорил, что его рэп с бородой.

— С какой еще бородой? — взвивается он. — Слушай, па, хватит употреблять эти устаревшие выражения! Борода! Так теперь никто не говорит.

«Никто» — для него это никто из тех, кому четырнадцать. Те, кто взрослее, не в счет.

— Я сам хорошо знаю, что можно говорить, а что нет, — возразил я. — В конце концов, я известный писатель.

— Никакой ты не известный писатель, тебя никто не знает, — разошелся сын. Под «никто» здесь опять подразумевались те, кому по четырнадцать.

— И все же я писатель, — защищался я. — На мои выступления приходит много молодых людей, школьники приходят, и даже маленькие дети, младенцы и собаки!

— Но большинство из них вскоре уходит, самое позднее в четверть одиннадцатого, потому что в 23:00 в домах престарелых закрывают двери, — упражнялся в остроумии сынуля.

У нас нередко случаются подобные бодрящие перепалки, но они не наносят ущерба нашей большой любви, даже наоборот. Молодое поколение нуждается в родителях зачастую именно для того, чтобы доказывать миру и самим себе, что родители им вовсе не нужны. Дети каждые пять минут заглядывают в мой кабинет, чтобы поспорить, посмеяться, показать свои музыкальные новинки или похвалиться мускулами, полистать старые книги на полке или просто чтобы им пощекотали пятки. Присутствие па и ма очень важно, даже если порой они ведут себя неуместно или бесчувственно. С па лучше не шутить, когда речь идет о его так называемой литературе, а ма может быть не не шутку строга, если кто-то усомнится в ее музыкальном вкусе. Но без ма вообще никак. «Где ма?» — кричат дети, стоит им вернуться из школы. Где она? Маме нигде не спрятаться, ее вытащат из кухни, оторвут от цветов на балконе, выудят из ванны. И все усилия ради одного лишь вопроса — «Можно я возьму твое зеркало?»