Невозвращенец [сборник]

Положение можно было исправить только одним: разыскать снаряд и вернуть. Сами похитители интересовали его уже в гораздо меньшей степени. Дело было не только в том, что русские получают в свое распоряжение образец новейшего оружия, а в том, какого оружия – химического! Неопровержимое доказательство того, что Германия готовится начать химическую войну против по крайней мере одной из союзнических держав!

Допрос лейтенанта Вебера ничего не дал. Почти всю ночь он дремал и узнал о происшествии, лишь когда разводящий унтер-офицер поднял тревогу. Слава богу, унтер оказался толковым парнем и ничего внутри здания не трогал, поэтому оставалась надежда, что криминалисты гестапо обнаружат отпечатки пальцев или какие-нибудь другие улики.

Гораздо больше проку дал допрос старшего постового у входа обер-ефрейтора Юнга и его напарника рядового Вильке. Юнг рассказал, что трое военнослужащих, вооруженные автоматами, вошли на территорию склада около одиннадцати часов вечера, но не вызвали у него ни малейшего подозрения. Пароль был назван старшим – унтер-офицером по званию правильно – «Рейн», почему он, Юнг, и пропустил его беспрепятственно. Рядовой Вильке целиком подтвердил, будучи допрошен отдельно, слова обер-ефрейтора. Оба часовых имели безукоризненную репутацию у своего прямого начальства, а также и у батальонного секретного осведомителя гестапо. Действовали они правильно, в полном соответствии с уставом и потому не могли быть привлечены к какой-либо ответственности.

Никаких особенных примет двоих диверсантов Юнг не запомнил, но третьего описал подробно. «Очень уж молодой и хрупкий, вроде подростка, лицо мелкое, должно быть, не бреется еще».

Утро принесло еще одну неприятность: украинский полицейский Денисенко при обходе своего участка заметил, что из-под мостка через придорожный кювет торчат чьи-то ноги в военных сапогах. По профессиональной любознательности Денисенко нагнулся и заглянул под мосток…

Ноги, как выяснилось, принадлежали пожарному обер-ефрейтору Краузе. Пожарный, без сомнения, был убит той же твердой, умелой рукой, что и два часовых на складе.

Фишер был неплохой контрразведчик и сразу понял, зачем троим потребовалось вроде бы беспричинно убрать этого обер-ефрейтора: они остановили его под видом патруля и потребовали назвать пароль, которого не знали и без которого не смогли бы попасть на склад. Отзыва они тоже не знали, а потому и ликвидировали Краузе, чтобы не быть тут же разоблаченными.

Вернулись криминалисты, обследовавшие со специальным снаряжением склад. Отпечатков пальцев они ни на чем не обнаружили, не нашли и каких-либо материальных улик. Но нашли много отпечатков сапог (почва здесь была мягкая) и несколько отпечатков ладоней в перчатках на стенде и внутренней поверхности двери. Большинство отпечатков сапог никакого интереса не представляло – по территории склада ходят десятки, а то и сотни людей в армейских сапогах. Но если и выделить некоторые индивидуальные особенности подметок, то и тогда толку вряд ли добьешься, ибо, как справедливо полагал Фишер, этих сапог похитители никогда в жизни больше не наденут.

Но следы, оставленные на земле одним из посетителей, привлекли все же внимание гестаповца: их оставили даже не сапоги, а сапожки, которые могли принадлежать разве что подростку. Сапог такого размера обувные фабрики армии вообще не поставляли! Более того, рисунок подошвы не соответствовал рисунку подошвы германского сапога!

Отпечаток ладони в перчатке, оставленный на стеллаже, тоже был каким-то детским. Судя по всему, высокий унтер-офицер и солдат обычного роста на склад не заходили, снаряд явно похитил маленький солдат с детской ладонью, обутый в нестандартные сапоги, тот, кого обер-ефрейтор Юнг описал как почти подростка.

– Но ведь не могли же русские взять на такую операцию ребенка, господин доктор! – недоуменно протянул обер-лейтенант войск СС Шмидт. И тут доктору Фишеру пришла в голову неожиданная мысль:

– Это и не был ребенок, обер-лейтенант. Это была женщина!

Следователь гестапо Шмидт имел все основания считать себя неудачником. Его однокашники ходили уже в гораздо более высоких чинах, а он по-прежнему оставался обер-лейтенантом войск СС. Да и следователем он стал совершенно случайно, после ранения в карательной экспедиции против ровенских партизан, а то сидеть бы ему командиром взвода в эсэсовском полевом полку и ожидать с тоскливой неизбежностью конца от партизанской пули.

Вести следствие он не умел, а потому ему поручались лишь дела очевидные, не требующие профессионального мастерства. Единственное, что он мог, это допрашивать с пристрастием, для чего, как известно, требуется минимальная физическая сила и определенные наклонности характера.

В другое время Фишер не стал бы выкладывать Шмидту свои соображения, но сейчас Шмидт был лицом официальным, первым следователем (он дежурил в ту ночь по управлению), прибывшим на склад, и волей-неволей Фишер обращался к нему: