Невозвращенец [сборник]

– Ну конечно же, – ответил майор, – именно этого генерала имело в виду ваше командование, когда отправляло сюда.

– В таком случае, – смущенно попросил Афонин, – дайте мне, пожалуйста, какие-нибудь ножнички, или, может, бритвочка у вас найдется, еще лучше.

Несколько озадаченный майор порылся в ящике стола и протянул Афонину лезвие от безопасной бритвы. Серафим отошел к окну и стал осторожно распарывать пузырь галифе, от кармана и вниз, до самого колена.

– Ая-яй! Нехорошо получается, молодой человек! – услышал он вдруг над собой веселый голос. – Ну и как вы собираетесь потом отсюда в гостиницу с порезанными штанами идти?

Серафим поднял голову. Над ним стоял среднего роста черноволосый, с проседью человек и дружелюбно, как старому знакомому, протягивал небольшую крепкую ладонь.

– Ничего, товарищ генерал, – вполне серьезно ответил Афонин, – зато без лишней тяжести.

И он протянул генералу продолговатый пакет, обшитый плотной мешковиной.

– Что ж, в этом вы, пожалуй, правы, – приняв баллон и крепко пожав разведчику руку, сказал генерал. – А о галифе не беспокойтесь, выдадим новые, московские. А пока прошу ко мне, товарищи. – И радушным жестом пригласил партизан к распахнутой двери кабинета.

14

Два года спустя

Сумрачный, напряженно ожидающий зал Нюрнбергского Дворца юстиции, где заседает Международный военный трибунал для суда над главными немецкими военными преступниками. Большие окна закрыты тяжелыми, плотными портьерами, откуда-то сверху и сбоку льется искусственный свет. От него, этого мертвенного света, лица подсудимых на двух скамьях кажутся нереальными, словно принадлежащими не людям, а выходцам из другого мира, лежащего за гранью добра и зла. Да так оно и есть на самом деле.

Перед главным обвинителем стоит опрятно одетый человек с учтивыми манерами и благообразной внешностью университетского профессора. Но это не университетский профессор (хотя он и был когда-то давно дипломированным архитектором). Это Альберт Шпеер. Личный друг и любимец Гитлера. Член нацистской партии, рейхслейтер, член рейхстага, имперский министр вооружения и снаряжения, глава организации Тодта и председатель совета вооружения.

Все эти звания с приставкой «бывший». В настоящее же время подсудимый. Один из главных немецких военных преступников. При опросе подсудимых 21 ноября 1945 года на предъявленные ему обвинения Альберт Шпеер ответил: «Невиновен».

Но сейчас он отвечает на конкретные вопросы обвинителя.

ВОПРОС. Я хочу спросить вас о вашем показании по поводу предложения об отказе от Женевской конвенции. Вчера вы показали, что было внесено предложение отказаться от выполнения пунктов Женевской конвенции. Может быть, вы нам скажете, кто внес такое предложение?

ШПЕЕР. Это предложение, как я уже вчера говорил, было выдвинуто Геббельсом… Начиная с осени 1944 года Геббельс и Лей начали поговаривать о том, что надо всеми средствами обострить войну…

ВОПРОС. В то время было выдвинуто предложение начать химическую войну? Было тогда внесено такое предложение?

ШПЕЕР. Я не прямо мог сам лично установить, действительно ли намеревались начать химическую войну. Но я знал от различных сотрудников Лея и Геббельса, что последние ставили вопрос о применении наших новых газов «табун» и «зарин». Они считали, что оба эти газа будут особенно эффективны, и на самом деле действие их было ужасным. Это мы почувствовали уже осенью 1944 года, когда положение очень обострилось и заставило многих забеспокоиться.

ВОПРОС. Не расскажете ли вы нам сейчас об этих двух газах, о производстве этих газов, об их свойствах, а также о той подготовке, которая проводилась для ведения химической войны?

ШПЕЕР. Я не могу рассказать об этом подробно потому, что я не специалист в этом деле. Я знаю только, что эти газы были особенно эффективны, что от них не мог спасти никакой противогаз, то есть не было никаких защитительных средств. Другими словами, солдат не мог защититься от них. Мы имели три завода, вырабатывавших эти газы, которые совершенно не были разрушены и до ноября 1944 года работали на полную мощность.

ВОПРОС. Возвратимся к свойствам газа. Одним из свойств этого газа было то, что он выделял большое количество тепла. В момент, когда происходил взрыв, создавалась чрезвычайно высокая температура, от которой ничто не могло защитить. Это правильно?

ШПЕЕР. Нет, это ошибка. Дело обстоит следующим образом: обычные газы испаряются при нормальной температуре воздуха. Этот газ испарялся только лишь при очень высокой температуре, а температура повышалась до необходимого предела только тогда, когда происходил взрыв.

Когда взрывчатое вещество взрывается, создается, как известно, очень высокая Температура и газ испаряется. Твердое вещество превращается в газ. Но действие его совершенно не зависит от температуры.

ВОПРОС. Известно ли вам, что с этим газом проводились различные опыты?

ШПЕЕР. Нет, этого я не могу сказать. Наверное, делали опыты.

ВОПРОС. Кто возглавлял проведение этих опытов?