В отличие от академика Шевчук говорил спокойно, негромко, но достаточно твердо и убежденно:
– Саша, извините, Александр Иванович работал в моем отделе лет двадцать: начинал старшим лаборантом, вырос до заведующего лабораторией. У нас, прошу заметить, эту должность замещают, как правило, доктора наук. Когда меня четыре года назад избрали секретарем парткома, ему доверили отдел.
– Значит, эти четыре года, последние то есть, вы общались с Егоровым лишь по общественной линии? – уточнил Марков.
– Что вы! – всплеснул руками Шевчук. – Вовсе нет! У нас не принято уходить на чистое секретарство, хотя эта должность и освобожденная. Я по-прежнему веду в отделе Егорова одну из своих старых тем. По части деловой – присоединяюсь полностью к сказанному нашим директором. Могу добавить, что всегда считал его человеком порядочным и честным, предателем не представляю…
Шевчук достал из кармана большой клетчатый платок и вытер разом вспотевший высокий лоб. Он волновался, видно было, что очень переживал случившееся. Потом тяжело вздохнул, спрятал платок обратно в карман и подвинул к Маркову увесистый скоросшиватель.
– Вот просмотрите, здесь характеристики на всех наших товарищей, выезжавших в последние годы в зарубежные командировки. Там, где на Егорова, я сделал закладки.
Как и следовало ожидать, все характеристики были только положительными. А какими они и могли быть, если их составляли те же самые руководители, которые командировали своего сотрудника за рубеж? Вздохнув, Марков отодвинул в сторонку абсолютно бесполезную папку. Он уже давно убедился, что все характеристики, за исключением служебных или научных аттестаций, – никому не нужные бумажонки, реликт не самых лучших наших времен.
– Я хотел бы поговорить с теми сотрудниками института, кто ближе других знал Егорова, – попросил Марков.
– Мы предвидели такую просьбу, – сразу откликнулся Шевчук и передал следователю лист бумаги. – Вот список. В первой колонке те, кто сейчас в институте. Во второй – отсутствующие, кто в отпуске, кто в командировке. Мы перейдем сейчас в мой кабинет, и вы можете встретиться с теми, с кем считаете нужным.
– Спасибо. Напоследок я хочу задать один вопрос вам, Владислав Генрихович, – он повернулся к хозяину кабинета, прикуривавшему очередную сигарету.
– Пожалуйста.
– Почему ваши коллеги забаллотировали Егорова на выборах в члены-корреспонденты академии?
– А кто вам сказал, что его забаллотировали? – с нескрываемым недовольством ответил вопросом на вопрос академик.
– Ну, во-первых, об этом заявил сам Егоров. Во-вторых, я смотрел оба списка в «Известиях». В первом среди кандидатов было три фамилии по вашему отделению: Егоров, Бобров и Болтянский. Во втором, избранных, – фигурирует фамилия Боброва. Вакансия, помнится, у вас была тоже лишь одна.
– Вот так рождаются слухи, уж извините за резкость, – раздраженно заявил Ракитянский. – Членкоровская вакансия была действительно лишь одна. Кандидатов выдвинуто действительно трое. Только никто Егорова не забаллотировал. Он сам уже после публикации в «Известиях» снял свою кандидатуру. Выдвигал его, к слову, наш институт. Прокатили Болтянского – ни для кого не секрет, что в науке он пустоцвет.
Марков был изумлен и даже растерян несколько. Но почему же Егоров заявил, что именно провал на выборах сыграл роль той последней капли, что переполнила чашу его терпения? Почему?
Академик словно угадал готовый сорваться с губ майора вопрос.
– Почему Егоров бухнул такую глупость, не ведаю. Может, ее тамошние писаки сочинили?
Может быть, может быть… Но тамошние писаки могли сочинить эту глупость только в том случае, если какую-то информацию о выборах все-таки получили от самого Егорова.
– Позвольте задать еще несколько вопросов, – обескураженно спросил Марков. – А чем вы объясняете, что Егоров снял свою кандидатуру? Что он сказал?
– Ничем не объясняю, – словно отрезал академик. – Самоотвод дело личное, он мне ничего по этому поводу не говорил, а я не спрашивал.
– Может быть, Егоров опасался соперников и решил избежать… – Он замялся в поисках слова помягче.
– Вы хотели сказать – провала? – снова угадал Ракитянский. – Ни в малейшей степени. Ну, Болтянский, как я уже сказал, вообще не конкурент. Что же касается Боброва, то у него шансов пройти было никак не больше, чем у Егорова. Научный потенциал обоих весьма высок и приблизительно равен. Будь у нас две вакансии, я бы лично голосовал за обоих. Полагаю, что оба бы и прошли.
– В своем заявлении Егоров, – припомнил Марков, – назвал Боброва выскочкой в науке, креатурой академика-секретаря вашего отделения.