Невозвращенцы

День на десятый, хорошенько проголодавшись от такой кормежки и отупев от безделья, Ярослав принялся орать во все горло, требуя чтобы его выпустили. Но все крики остались без ответа. Может быть, его просто не слышали, может — слышали, но не собирались отпускать.

Ничего не оставалось, как выбраться отсюда силой. Ярослав привычно потянулся к своей недоброй силе, и с удивлением не почувствовал ничего. Как он не пробовал побиться к ней, что не говорил, что бы не сулил, но та молчала. У хранителя создалось впечатление, что она в сильном испуге заперлась в глубинах его души, подкрепив внешние стены изнутри своими.

Результатом долгих криков и идиотских попыток попробовать себя в роли Эдмона Дантеса (понятное дело, не тем, который знаменит своей нелюбовью к артиллеристам), стали сорванные голосовые связки и ободранные до крови руки и сломанные ногти. Выхода не было. Или он сможет пропутешествовать в Правь и обратно, или же, путешествие будет в один конец, а его тело, засыпанное полусгнившей едой будет здесь похоронено на многие годы, пока волхвы не решат освободить келью для более удачного претендента.

Что ж, обычно, когда нет другого выхода, люди и совершают невозможное.

Сначала как из-под палки, потом все свободнее и настойчивее, Ярослав молился. Не прошло и следующей десятидневки, как стали происходить перемены к лучшему. Перестало напрягать отсутствие света, глухая тишина и одиночество. Наоборот, Ярослав стал понимать, почему волхвы оборудовали кельи именно здесь. В тишине и темноте никакие мирские соблазны не отвлекают от молитвы.

Где-то на, неизвестно каком дне — Ярослав потерял счет времени, сосредоточенность достигла таких высот, что есть уже не хотелось. Очень редко молодой волхв вставал с лежанки для того чтобы попить воды, или заставить себя поесть. Пища перестала быть привлекательной, казалось глупым тратить время на еду, отнимая его у молитв.

Там наверху дни сменялись днями, а здесь время окончательно исчезло. Ведь время, это число событий за последовательность других событий, будь то качанье маятника, или распад радиоактивного элемента. Но если нет то, что измерять, то имеет ли смысл чем? И имеет ли смысл само слово время, если ничего не происходит?

Для Ярослава реальность и сон смешались, превратившись в нечто среднее. Наконец настал такой момент, когда его душа не стала стеснена телом. Нет, Ярослав не умер. Просто тело, которое до этого казалось незыблемо необходимым и крепко приковывало к себе, вдруг стало, ну как бы это сказать, альтернативой. «Можно жить в теле, а можно — свободно лететь. Интересно…»

Поначалу, вход-выход из тела были очень болезненны. Причем нельзя сказать, что болело что-то определенное. Ни голова, ни сердце, ни руки-ноги вроде бы не и при возвращении, то есть боль не имела физиологической природы. Больше это напоминало те неприятные чувства, которые получает назаметно для себя слегка задремавший человек. «Вроде бы только что все было хорошо, и вдруг — раз! Рывок-боль, и ты проснулся.»

Наконец настал такой момент, когда Ярослав почувствовал, что теперь он может очень долго находиться вдали от своего тела. Осталось только найти дорогу в Правь. Стоило ему об этом подумать, как сразу же неподалеку появилась светящаяся воронка.

Волхв с любопытством огляделся. Воронка была абсолютно плоская, если смотреть в профиль, а в фас слегка напоминала тайфун, если на него смотреть сверху. Обойдя новинку кругом, Ярослав хмыкнул и решился. Стоило сделать шаг вперед, как исчезло все вокруг.

Душа неслась со страшной скоростью сквозь пустоту. Неизвестно, как себя чувствуют кошки, случайно забравшиеся в недобрый час погреться в сваленную в стиральную машину одежду, но наверное — очень похоже. Болтало страшно. Ярослав уже был готов окончательно раствориться в окружающем хаосе, как вперед показалось маленькое пятнышко света. Оно медленно росло, и Ярослав, надеясь что это коне пути, из последних сил рванулся к нему и…

Оказался в огромной библиотеке.

Библиотека поражала. Она совершенно была не похожа на те, в которых бывал в своем мире Ярослав. Те, общие, были скорее похожи на тюрьму для книг: обшарпанные, крашеные шаровой краской металлические полки, бетонный пол, безразличный надзиратель-библиотекарь, равнодушно выдающий литературу кому придется по первому требованию. Впрочем, те книги вполне соответствовали окружающему их мирку: дешевая бумага, полуободранные корешки, надорванные или выдранные по какой-либо срочной надобности нерадивым читателем страницы…