Невротические стили

Фактически все неожиданное, удивительное, необычное не может совместиться с ригидной, подозрительной и даже догматической личностью. Ригидной личности все необычное или неожиданное угрожает уже только потому, что оно необычное или неожиданное, безотносительно к тому, что оно из себя представляет. Такая личность не может позволить себе неуверенность, не говоря уже об открытости или восприимчивости, которая, в определенном смысле, требует и принимает необычное и неожиданное. Ригидная или догматически-компульсивная личность все необычное просто игнорирует; она следует своему мышлению и пропускает все, что находится от него в стороне. Параноидная личность этого сделать не может (позлее мы рассмотрим, почему именно). Чтобы избежать неожиданности, параноидный человек просто се ждет. Из этого и состоит параноидная «сверхнастороженность», и именно здесь существует отличие сверхнастороженности от обычной реакции испуга. Подозрительный человек всегда готов к какой-то неожиданности и первый узнает о ней. И при этом он не просто узнает о неожиданности, а переключает на нее все свое внимание. Он должен ее осмотреть, исследовать и, если возможно, себе подчинить. Иначе говоря, он должен ввести его в свою схему и сделать так, чтобы оно, по меньшей мере, перестало быть неожиданным.

Важно заметить, что это не означает, что подозрительный человек хочет убедиться в безобидности шума за дверью, отмененной встречи или письма, которое пришло либо слишком рано, либо слишком поздно. Наоборот, он может решить, что все это вовсе не безобидно, и чувствовать себя вполне удовлетворенным. Но он не может перенести существования неизученного объекта, наличие объекта, который его не перестает удивлять. Таким образом из природы сверхнастороженности можно сделать очень интересный вывод: подозрительный человек больше всего боится не конкретной опасности, а неожиданности.

Как это влияет на общую картину подозрительного познания? Я считаю, это познание характеризуется не только ригидной направленностью внимания, но и направленностью, которая поддерживается состоянием крайнего напряжения, напоминающего напряженный, вздрагивающий при каждом прикосновении мускул. Здесь имеет место не просто усиление обычной настороженности и не настороженность тренированного солдата или опытного охотника. Она ближе к настороженности солдата или охотника, начавшего уставать: у него усиливается субъективное напряжение но, не понимая этого, он напрягается еще больше. Такой солдат может открыть стрельбу по теням. Таким образом, параноидная сверхнастороженность отражает ригидное внимание, содержащее скрытую слабость и нестабильность, и возникающее отсюда легко возбуждающееся крайнее напряжение.

В общих чертах нетрудно себе представить развитие такой когнитивной модели, даже не имея представления обо всех ее истоках. Я предположил, что интеллектуальную ригидность обсессивно-компульсивного человека можно считать следствием гипертрофии нормального когнитивного развития способности управления вниманием — способности направлять, фокусировать и поддерживать внимание усилием воли, целенаправленно или намеренно. Обычно, во взрослом возрасте, — это способность к концентрации, к сохранению и развитию определенной мысли, к откладыванию сиюминутных дел и фокусировке на том, что требуется для дела и т. д. С этой точки зрения, параноидное подозрительное познание еще больше искажает обычное когнитивное развитие, включая в себя еще более ригидную, крайне напряженную и не вполне стабильную гипертрофию.

ПАРАНОИДНАЯ ПОТЕРЯ РЕАЛЬНОСТИ

Никто не станет отрицать, что параноидный человек искажает реальность или страдает серьезным искажением ее восприятия, но природу этого искажения нельзя назвать столь очевидной. Этих людей характеризует не полное искажение, а искажение определенных видов восприятия реальности. И говоря о серьезном искажении реальности, мы знаем, что это некое искажение — специфическое, поскольку, даже в самой тяжелой форме, оно периодически позволяет человеку воспринимать реальность нормально. Я хотел бы прояснить природу этого искажения и показать, что оно отвечает за определенные черты субъективного мира параноидного человека.

Рассмотрим такой вопрос: какие аспекты жизни скорее всего пропустит подозрительный человек, не способный ослабить свое внимание и просто оглядеться? Я могу предложить пробный, частичный ответ. Он пропустит то, что для обычного человека будет ясной и несомненной ценностью. Подозрительные люди отбрасывают очевидное; в сущности, они считают все внешнее сбивающим со следа, и ищут под ним что-то скрытое.

Так, в процессе психотерапии, подозрительный пациент признал (возможно преувеличивая), что на самом деле он никогда не слушал, что говорит терапевт; вместо этого, он из слов терапевта пытался понять, что же тот «думал на самом деле».