Невроз

«Пойми, парень, я не то чтобы на его стороне, но тебя же никто не заставлял. Ты взялся за эту работу, она тебя устраивала...»

«Ты прав».

«Согласен, в тот раз он малость перегнул палку, но в таких делах, сам понимаешь, всегда есть некоторый риск».

Спорить не имело смысла. Все это Грэм сотни раз говорил себе сам, пробуя смириться с произошедшим.

«Ты дашь мне свой новый номер?» – смущенно спросил Антон.

«Нет».

«Понял. Ладно, увидимся...»

Но увидеться так и не довелось. Грэм вернулся в Оксфорд, и у него началась совсем другая жизнь. Антон же попросту исчез, сошел со сцены, как плохой актер, достигший пенсионного возраста. И нельзя сказать, что это была серьезная потеря.

Позже Грэм припомнил, что в тот день, когда бедняга Олег получил по репе, Герман вернулся домой в двенадцатом часу ночи, долго базарил на кухне с женой, попутно проклиная пробки на дорогах и существующую на фирме традицию отмечать по пятницам дни рождения сотрудников, потом, уже в одиночестве, читал газету, курил, потом взялся варить кофе среди ночи... Грэм вышел из своей комнаты опустошить пепельницу, мельком глянул в его сторону и увидел, что ссадины на костяшках его правой руки опять кровоточат. Упал?.. Что ж, бывает.

* * *

Открыв дверь Дэмиеновой квартиры, Грэм пропускает вперед Кристиана с багажом, заходит, осматривается. Сто восемьдесят квадратных метров домашнего уюта – то, что надо после утомительного перелета с последующим путешествием на такси. В присутствии Кристиана он почти забыл о своей боязни воздушного пространства, этой леденящей кровь подвешенности между небом и землей в громадном железном ящике. И почему все-таки самолеты летают? В свои тридцать семь он все еще не мог дать ответа на этот вопрос.

Расхаживая по квартире, разглядывая весь этот милый сердцу Дэмиена этношик – беленые стены с фрагментами из дикого камня, деревянные балки, люстры на цепях, ковровые дорожки ручной работы, напольные вазы, вазончики, гобелены, – он пробует успокоиться и хотя бы на некоторое время перестать думать о Маргарите. Что делать? Как остановить эту карусель? Нельзя же постоянно надираться как свинья. Мысли – продукт деятельности мозга. Мозг – один из органов человеческого тела. Но человек не властен над собственными мыслями...

«Я должна извиниться перед вами, Грэм. Наш сегодняшний сеанс – последний. Если вы хотите продолжать лечение, я постараюсь договориться с кем-нибудь из коллег. Обещаю, что это будет серьезный и опытный врач».

«Что случилось, Маргарита?»

«А ты не знаешь? – спросила она, глядя в его глаза полными слез глазами. – Ты не знаешь?»

Да, не очень-то хорошо он с ней обошелся. Дело кончилось тем, что она сама была вынуждена обратиться к психотерапевту. Ох уж этот ее профессор, этот старый еврей Циммерман!.. Общаться с ним было сущим наказанием. Но Грэм обещал Маргарите, что сделает это по крайней мере однажды, и сделал. Дал возможность мэтру оценить его патологию.

Циммерман устроил ему такой разнос, что он целую неделю чувствовал себя пожирателем младенцев. И все потому, что фрау доктор не смогла справиться с позитивным контрпереносом. Позволила себе увлечься пациентом. Ай-ай-ай, какая непростительная глупость!

Несокрушимая вежливость Грэма подействовала на профессора удручающе. Он начал с того, что очень доходчиво объяснил, что эта самая вежливость, по сути, является сопротивлением анализу, причем такая реакция типична для компульсивных характеров, к которым Грэм явно не относится, так не лучше ли оставить притворство и вести себя естественно? Это был Вильгельм Райх в чистом виде. Грэм пожал плечами и стал ждать продолжения.

– Ничего, если я займу ванную минут на пятнадцать? – кричит Кристиан, и очнувшийся от раздумий Грэм слышит шум льющейся воды.

Это не человек, а утка какая-то! Такое впечатление, что он лет десять не мылся и теперь использует каждую подходящую возможность.

– По-моему, ты уже занял ее, нет?

Он распахивает настежь дверь, которую Кристиан, как обычно, даже не подумал запереть, и некоторое время смотрит на развалившегося в ванне паршивца. Порочное очарование юности... В любом случае он плохо кончит. Грэм не собирался до конца жизни держать его при себе (с какой стати?), а работать тот не привык. Попытаться пристроить его картины? Слишком много хлопот, да и вообще, нечего приучать мальчишку есть из чужих рук.

Опять кокетство! Маргарита сразу обратила на это внимание. «Не кокетничайте, Грэм». Тоже форма сопротивления или, как это у них называется, «характерная броневая защита». Вот я какой, меня голыми руками не возьмешь. И теперь, кокетничая с самим собой, превознося до небес свою драгоценную персону, ты, словно истеричная женщина, пытаешься убедить себя в собственной неотразимости. Ну конечно, ведь ты супер, все тебя хотят!..

Что ж, может, ты и супер, когда каменеешь перед зеркалом в экстазе самолюбования, но старина Циммерман с его проницательностью и клиническим опытом моментально распознал в тебе труса и позера.