Не дожидаясь, пока оперативники закончат изучать логовище Азалии и ставить охранные заклятия, я сунул руки в карманы и, отодвинув скрипнувшую решетку кованой арки, вышел из двора.
Сразу при выходе вопящая женщина и два матерящихся мужика вытаскивали из врезавшейся в газетный киоск перевернутой полицейской машины окровавленного парня в форме, с которой со звоном осыпалось стекло.
Да, хорошо же Азалия приложила, в последней схватке выложив все свои силы.
Я посмотрел на низкое серое небо. Оно раскатисто пророкотало в ответ, и по разбросанным ветром, словно подпаленным алым листьям, нарастая, все сильнее зашуршал осенний дождь.
Я посторонился, когда мимо меня Илья и Миша повели плененную ведьму и посадили в «уазик». Дело было сделано, дети могли теперь гулять спокойно, не рискуя быть съеденными. И тут на меня вновь накатила волна узнавания, вызвавшая сильное головокружение. Я знал, что ведьму посадят в салоне «уазика» с правой стороны, что позади нее грузно осядет на сиденье Гранкин, а дядя Саша повернется ко мне и спросит, поеду ли я с ними в офис.
– Нет, спасибо, дядь Саш, я пешком. – Глава нашего оперативного отдела посмотрел на меня в недоумении. И я понял, что ответил на его вопрос раньше, чем он успел его задать. – Мужики, со мной фигня какая-то происходит. У меня уже не первый раз возникает дежа-вю. Такое ощущение, что вся эта история повторяется со мной, только с небольшими отклонениями. Как будто я все это уже видел в каком-то сне[16]. Но ведь это просто фантазия разыгралась, да?
Дядя Саша посмотрел на меня внимательным взглядом, выбрался из «уазика» и встал рядом.
– Степан, а других проблем со снами у тебя нет?
На секунду я даже опешил от вопроса старшего коллеги, после чего собрался с духом и рассказал о преследующем меня в последнее время кошмаре о доме с каменной саламандрой.
По мере того как я говорил, лица дяди Саши и прислушивавшегося к нашему разговору из салона «уазика» Гранкина вытягивались все больше. Когда я закончил свой рассказ, они многозначительно переглянулись.
– Ядрена копоть, Степа, – протянул дядя Саша, – мы с Мишей знаем, что это за дом.
– В смысле? – воскликнул я.
– На коромысле! – передразнил в ответ старший оперативник. – Помнишь Темного, что мы после футбольного матча по твоей наводке ловили? Ну вот. Мы шли по его следу. Он с Петровского рванул через Тучков мост на стрелку Васильевского, а там по Дворцовому мосту в сторону «Адмиралтейской». Не знаю, почему он на «Спортивной» сразу в метро не спустился, видимо, по дороге еще с разгоряченных футбольных фанатов сливки силы снимал. В общем, на «Адмиралтейской» мы с ним и схлестнулись. И пока суд да дело, он и там потасовку между фанатами устроил. Полиция и ОМОН станцию оцепили. И нам с Бизоном пришлось идти до служебной машины аж до Гороховой.
– Дядь Саш, давай ближе к делу! – не выдержал я, чувствуя, что еще чуть-чуть, и я буквально взорвусь от нетерпения.
– Ядрена копоть, так я к тому и вел, что на Гороховой тот самый дом из твоих снов и стоит. Ну, скорее всего, потому что по твоему описанию очень похожий. Правда, пока мы там были, я ничего особенного в нем не приметил.
Глава 8
Дождь. Горячий болезненный ливень. Я пытаюсь укрыться от внезапного ненастья, задрав над головой полу куртки, но все бесполезно, порывы ветра гонят потоки воды почти параллельно земле. Пара мгновений – и я промокаю до нитки. Но мне не холодно, наоборот, все тело ноет от нестерпимого жара, будто я стою не под проливным дождем, а под струями душа с выкрученным на максимум краном горячей воды.
Пытаясь прервать эту нестерпимую боль, я мечусь в разные стороны, пока не замечаю сквозь водяную завесу крыльцо, на котором я смогу укрыться. Сделав пару шагов в сторону спасительного навеса, я понимаю, что вновь угодил в опостылевший кошмар.
И как всегда, я вижу каменную ящерицу, тело которой начинает извиваться и осыпать на землю кусочки фасада. Словно хлыст в руках погонщика, хвост саламандры хлещет ее каменные бока, зрачки наливаются багрянцем, а из распахнутой пасти вырываются языки пламени:
–
Я застываю точно соляной столп и безропотно смотрю на каменное чудовище, прекрасно осознавая, что в следующий миг меня окутает горячее пламя. Но вместе с потоками огня из пасти саламандры доносятся слова:
–
Жгучие огненные струи ниспадают на меня словно водопад, и я пытаюсь закричать. Рот мой беззвучно, словно у выброшенной на берег рыбы, открывается и закрывается, но из пересохшего горла не раздается ни звука.
–
И как всегда, тело мое превращается в пепел, смываемый через мгновение потоками ливня.