Невский Дозор

Гесер метко шутил, непринужденно расспрашивал о городе, говорил о том, какая интересная перспектива ждет Дозор на Неве, об обычных житейских и будничных новостях. Помню, что это поразило меня больше всего. Тогда я на собственном опыте убедился в мудрости начальника, который подобно римскому полководцу мог вот так, без высокомерия и жеманства, запросто найти язык с любым из своих сотрудников. Не магически, а по-человечески.

Это вдохновило меня на новые подвиги. Конечно, приятно, когда твою работу хвалят, а уж тем более Великие.

На второй фотографии в простенькой деревянной рамке был я. Не очень хорошо сделанная – но что-то в ней все-таки было. На ней были изображены сияющие половины разведенного Троицкого моста. В Сумраке похожие то ли на загадочные конечности, то ли на стволы причудливых деревьев, они словно готовились обхватить мою высокую и худую фигуру, почти терявшуюся на фоне черного ночного неба. Снимок когда-то на мой «Зенит» сделал коллега, маг-перевертыш Миша Гранкин по прозвищу Бизон. Друг и соратник. Пожалуй, единственный в Дозоре, с которым я всегда мог поговорить по душам и на которого мог во всем положиться.

Но хватит грезить о прошлом.

Пока готовил завтрак, я параллельно боролся с искушением открыть одну из многочисленных банок пива. Но все же чувства долга и ответственности взяли вверх. Остановившись напротив тусклого зеркала, висевшего на стене над раковиной, я погрозил своему отражению пальцем.

– После матча.

Понурив голову, мой зеркальный двойник печально кивнул. Длинный, вечно взъерошенный, с острыми чертами лица. Многие с улыбкой говорили, что я куда больше напоминал какого-нибудь поэта или художника, чем дозорного Светлого мага и уж тем более борца со всякой нечистью.

– Так-то, бездельник.

Улыбаясь глупой победе над самим собой, я приступил к завтраку. Если судить по времени на часах, курьер должен прибыть через час, а если опираться на мои предчувствия, то он опоздает на десять минут. Как раз успею допить кофе и съесть бутерброды.

Глава 2

В основном в свободное от выездов на места оперативных мероприятий время я просто бродил по гранитному городу, забросив штатив с камерой на плечо и чувствуя себя эдаким Дзигой Вертовым[2]. Мне нравилось наблюдать за людьми, ловить мгновения их жизни, словно мошкару в янтарь, запечатлевая их на бумаге или на многочисленных картах памяти моих фотоаппаратов.

Но моим любимым героем, вне всяких сомнений, являлся Петербург. Город, в котором я прожил всю свою человеческую и Иную жизни, был не простым. Тяжелым, кровавым, пасмурным, проклятым и проклинаемым бессчетное количество раз душами, которые поглотил. Даже развоплощенным[3]. Но все же таким бесконечно прекрасным. Насквозь пронизанный черной пульсирующей веной волнующейся под многочисленными мостами и мостиками Невы.

Город, разрываемый между Светом и Тьмой. Наполненный не прекращающейся борьбой, которую не замечали обычные смертные, лишь чувствуя эмоциями эхо тысячелетней войны. Проспекты и кварталы были поделены на территории влияния. Центр принадлежал Светлым, в то время как небольшие районы на окраинах полностью отводились под охотничьи угодья вампиров.

Оборотни, ведьмы, вурдалаки и волшебники, святые и проклятые вели свой нескончаемый бой, тем самым заставляя стороны Света и Тьмы вновь балансировать и вновь уравниваться, если в определенном случае в дело вмешивалась Инквизиция или внезапно не появлялось Зеркало.

Как-то однажды шагая в сторону Сенной площади, я вспомнил, как наступил серьезный перевес между сторонами, когда в город были завезены облюбованные туристами знаменитые сфинксы, установленные на невской набережной. Напитанные могучей, таинственной магией загадочные каменные существа, несущие на себе отпечаток далекой цивилизации, сильно подпитали Темных. Силой чудовищной и невероятной. Но те не смогли ее укротить, и все закончилось грандиозным побоищем на Марсовом поле между обнаглевшими Темными и только-только появившимся в городе Ночным Дозором, после чего Светлым еще несколько месяцев пришлось кропотливо восстанавливать пошатнувшуюся ауру Летнего сада.

Сколько крови было пролито. Город с накопленной вековой жадностью впитал ее всю до последней капли.

Но, как любой Иной, я люблю этот мрачный монолит. Люблю соленый воздух. Пульсирующую концентрацию Силы. И город отвечает мне взаимностью, открывая все новые и новые мотивы для вдохновения. Любовь Петербурга было непросто заслужить. Его нужно было чувствовать.

От раздумий меня отвлек звонок в дверь. Посмотрев на часы, я ухмыльнулся – интуиция Иного не подвела, Паша, а это мог быть только он, действительно опоздал на десять минут.