Невыдуманные истории от Жоры Пенкина. Книга 1. Криминал

– Разрешите? – сел он на крайний стул.

– Опаздываешь, капитан. Как думаешь этого лунатика искать? На твоей земле он труп заломил.

– Подождет лунатик, я думаю, он пока еще никому зла не причинил и вряд ли дальше на это пойдет. Давайте лучше Мишку Фирсова найдем.

– Это того, что у меня на учете состоит? – спросил я его. – Он ведь из ЛТП1месяц назад вернулся и на учете у меня состоит. Только он нам для какой надобности?

– Его, голубчика, вчера мой внештатник Федька Рубахин у винного магазина срисовал. Фирсов с Нинкой Кругловой, упокой Господь ее душу, вчера из винного магазина под ручку выходил. Она третьего дня пенсию получила, и талоны на водку у нее были.

Нужно заметить, что это было время «борьбы с пьянством и алкоголизмом», которую затеяла КПСС с легкой руки Егора Лигачева. Водку и вино продавали в районе, как и во всей Карелии, только по талонам, которые быстро превратились в суррогат самостоятельной валюты. Их обменивали, покупали, ими расплачивались за разные услуги. Наша агентура этим широко пользовалась. По просьбе начальника милиции местные власти нам талоны выдавали в требуемом количестве.

– Выяснилось, – продолжал Петраков, – что покойница у дворничихи Рулёвой обменяла талоны №3, это те, что на масло, на два водочных. Поэтому, полагаю, что с Мишкой она и собутыльничала. Однако в котором часу он от нее ушел, никто не видел. Дома он не живет: то по знакомым, то по подвалам кантуется.

– И как же он тогда на учете у тебя состоит? – повышая голос, грозно глянул на меня начальник милиции.

Ответил я ему как есть:

– Пока был Мишка в ЛТП, жена его выписала и прописала другого мужика. А на учет я его на всякий случай поставил. ЛТП ведь это не место отбытия наказания, а лечебное учреждение.

– Ага, лечебное, – буркнул начальник. Все заулыбались, зная, как на самом деле там обстоят дела.

– Ну, хоть какая-то ясность. Ищем Фирсова и сережки. Дочь Кругловой дала их точное описание. Этого «лунатика» тоже ищем. Полагаю, что не все женщины обращались в милицию с заявлениями, некоторые просто постеснялись. Поэтому поднимайте информацию по низам. Я полагаю, всем задача понятна. Следующее совещание завтра в десять. Каждый должен будет рассказать, что делал и каков результат.

Через три часа сыскари доставили Фирсова Михаила ко мне в кабинет. Было ему на вид лет около пятидесяти. В замурзанном сером пальто, с перегаром лука и вчерашней водки, он был явно напуган и руки у него тряслись. Зашел вслед за ними и Ванькин.

Начать разговор с бомжем пришлось мне.

– Рассказывай, любезный, как дошел ты до жизни такой, что делать теперь собираешься?

– Это вы про что, начальник?

– А про все. Почему по подвалам прячешься, зачем женщин пугаешь, за что ты добрую женщину Нинку к высшей мере приговорил. Что хотел дальше с сережками делать?

У Фирсова рот открылся, сам он побледнел, и его начала колотить крупная дрожь. Когда Ванькин дал ему стакан воды, то зубы у него громко стучали о стекло стакана, а потом он и вовсе разрыдался.

– Я так и думал, что все этим кончится. Отсидел два года в ЛТП, а теперь вы меня в тюрьму упрячете. За что мне судьба такая?

– Сам выбрал, пить надо было меньше. А убивать людей вообще нехорошо.

– Я не убивал, – забился опять в истерике с рыданиями бомж.

– Был ты у Кругловой вечером?

– Был, я и не отказываюсь.

– Пил с ней?

– Конечно, а зачем бы я к ней потащился. Я у магазина кантовался, а она сама выпить предложила. Какой же дурак откажется?

– А потом ее сережки тебе понравились, да она их отдавать не захотела. Ведь так?

– Что вы, начальник. Я об этом и не думал даже.

– Я понимаю, ты не хотел, а потом, когда ты вытащил у нее деньги, а она начала кричать, ты придушил ее полотенцем, чтобы соседи не услышали, и тихо смылся. Ты же не думал, что она умрет, ведь правда?

– Нет, я не думал.

– Ну, вот видишь, пиши признанку, и дело с концом. Ведь ты не только с ней пил, ты ее еще и изнасиловал.

– Нет, начальник. Все по доброй воле было. Я вообще бы ее не стал, вот когда у нас от литра еще стакан целый оставался, она сказала: «Сначала любовь, а потом еще выпьешь». Пришлось мне на нее забраться, да, видно, перестарался я.

– Как это?

– Я не душил ее. Она сама померла, когда я ее это, в общем, типа обслуживал, только захрипела и все. Я думал, что это от страсти, прислушался, а она не дышит. Я, конечно, сделал ноги.

– Вот какой ты непонятливый. Признайся лучше, облегчи душу.

– Нет, я не буду. Я так и знал, что на меня убийство повесите.

– А на кого мне прикажешь его вешать, если ты в дом зашел с живой женщиной, а ушел от мертвой, да еще и уши с собой прихватил.

– Какие уши? – У Фирсова непроизвольно исказилось лицо, которое выражало крайнее изумление.

– Обыкновенные. Чем ты их отрезал?

Задержанный вдруг закатил глаза и брякнулся навзничь с табуретки. Он начал биться в конвульсиях, и изо рта у него пошла пена.

– Ёшь твою вошь, – пробормотал участковый, – кажись, эпилептик.

Он бегом выскочил в дежурную часть: