Невыдуманные приключения Свена Хедина

Левенхаупт попросил подождать, потом перезвонил:

— Приходи прямо сейчас, он примет тебя в одиннадцать.

От квартиры Свена на Бласиехольмен до дворца было рукой подать. Король ожидал Хедина в кабинете.

— Ты о чем-то хотел поговорить?

— Крестьяне ожидают услышать от своего короля речь настоящего монарха, и я позволил себе, с помощью военного советника, написать то, что, я убежден, их порадует, — сказал Свен, протягивая рукопись королю.

Густав V прочитал очень внимательно, сложил листы, убрал во внутренний карман и сказал:

— Это я скажу крестьянам!

— Наверное, можно что-то улучшить или поправить, — предложил Свен.

— Нет, здесь не надо ничего ни добавлять, ни улучшать. Зайди, пожалуйста, к Трюггеру (Эрнст Трюггер — лидер правых), пусть он прочитает. Я жду тебя здесь завтра в два часа, расскажешь мне, что думает Эрнст.

— Блестяще, вот что я думаю, — сказал Трюггер. — То самое королевское слово, которого ожидают крестьяне. Но какую позицию займет правительство? Король играет по-крупному и рискует, тут нельзя колебаться и идти на попятный. Ты не боишься, что короля уболтают его настырные советники и он даст слабину?

Трюггер как в воду глядел. Едва ли не накануне манифестации Хедин был приглашен к Густаву на обед. За столом, помимо Его Величества и Свена Хедина, собрались королева Виктория, кронпринц Густав-Адольф и просто принцы — Карл и Евген. Принцы уговаривали короля смягчить речь: нынешние формулировки, по их мнению, почти наверняка могли вызвать правительственный кризис.

Король позволил себя уговорить и попробовал склонить Хедина к изменению текста.

— Ваше Величество, как я могу менять те слова, которые, как вы сами раньше сказали, вы должны сказать крестьянам? — парировал Свен.

Прения продолжились. Принцы упорствовали, король колебался, но тут вмешалась королева.

— Густав, — сказала с заметным немецким акцентом Виктория, вставая из-за стола, — если ты отступишь, то тебе придется обходиться без меня.

Король бросился к жене с криком:

— Сядь, Виктория, ради Бога сядь! Я скажу эту речь!

Манифестация крестьян вызвала бурную активизацию политической деятельности по всей стране. Везде собирались митинги, произносились речи, проходили демонстрации. Ялмар Брантинг — однокашник короля по Бесковской школе [22]— организовал социал-демократическое шествие в поддержку правительства Стааффа, причем умудрился собрать больше народа, чем Нюберг и Фрюкберг.

Стаафф потребовал от короля, чтобы он заранее информировал правительство о своих политических выступлениях, но Густав V возразил:

— Я не хочу лишаться права свободно общаться с моим народом.

Стаафф подал в отставку 10 февраля.

Очень немногие знали правду об авторстве знаменитой речи на дворцовой площади — это оставалось секретом до 1951 года. [23]

В конце марта Хедин написал новую брошюру «Второе слово предупреждения», также напечатанную миллионным тиражом. Карл Стаафф заметил в связи со «Вторым словом предупреждения»: «У Хедина лучше получалось распространять цивилизацию в варварских странах, чем варварство в нашей цивилизованной Швеции».

Лето семья Хедин проводила на вилле Клиппуден в Лидингё. 25 июля Хедин стоял во дворе виллы и смотрел, как к Стокгольму подходит французская эскадра.

На борту одного из судов был президент Франции Раймон Пуанкаре, который завернул в Швецию на обратном пути из Санкт-Петербурга после встречи с Николаем II. Вечером король давал банкет в честь высокого французского гостя, и Хедин, разумеется, был в числе приглашенных. После того как Густав V и президент Франции обменялись приветственными речами, король представил Свена французскому президенту. Пуанкаре с чувством пожал Хедину руку.

Во время банкета министру иностранных дел Франции Вивиани несколько раз приносили телеграммы, заметно нервничая, он их читал тут же, в зале. После последней телеграммы Вивиани подошел к Пуанкаре, о чем-то с ним переговорил, и вскоре французские гости покинули зал. У самого дворца внизу лестницы их ожидали шлюпки. Светлой шведской ночью французские суда ушли в свое последнее мирное плавание. До начала мировой войны оставалось три дня.

Новости, которые заставили французскую эскадру спешно поднять якоря, моментально изменили ситуацию и в Швеции. Предложения по укреплению обороны были приняты. Хедин чувствовал себя триумфатором.

«Мировая история не знает ничего столь грандиозного, как эта немецкая война против почти всей Европы, и ничего более скандального, чем политика Англии», — написал он своему немецкому издателю Альберту Брокхаусу вскоре после начала войны. Свен принял немецкую точку зрения на войну целиком и полностью.

Он не мог понять, равно как и простить, британского альянса с Россией против Германии. Разве его старый друг лорд Керзон не предупреждал все время о русской угрозе Индии и разве не Керзон всего два месяца назад написал Свену письмо, самым лестным образом отзываясь о политической и патриотической деятельности Хедина «в укреплении скандинавского единства против общей опасности», то есть России?