Невыносим. Осколки правды (СИ)

— Тебе пора спать, — как бы невзначай заметил. Полина недовольно скривилась, насупилась и тихо фыркнула. Она мечтала ещё немного постоять так же и отпускать Лёшу. В какой-то момент в её голове промелькнула шальная мысль — а не прогулять ли работу? Но она понимала: если не появиться в кафе на этих выходных, о подработке на следующих можно даже не думать. Да и начальнику она уже пообещала.

— Я тебя провожу до двери, — горячо прошептал Лёша прямо на ухо девушки, отчего она смутилась, покраснела и прикусила губу. Для нее это прозвучало слишком интимно, слишком близко и эмоционально. Она лишь кивнула в ответ и поплелась следом за уверенно шагающим парнем.

Лёша не отпускал руку Полины, хотел продлить приятные ощущения, всё пытался напиться этими эмоциями, насытиться на месяц вперёд. Он знал, что правда была слишком жестокой и горькой для Поли, она бы его ни за что на свете не простила. Поэтому запоминал всё, впитывал, как губка, чтоб после хотя бы вспоминать. В нём боролись два человека: эгоист и моралист. Первый твердил не отпускать Полину и молча гнуть свою линию, а второй уверял, что враньё ничем достойным никогда не заканчивалось.

Парень ловким движением выхватил ключи из рук девушки, открыл дверь парадной и повел её наверх. В тот момент Громов мечтал оказаться в своей квартире вместе с Полиной. Наедине.

— Там замок сложный, — зашептала Самойлова, когда пара уже почти дошла до заветной цели. — Дай ключ, я сама открою.

Без особых промедлений мужчина вложил связку в холодную ладонь девушки и отошёл на шаг. Желал лично убедиться, что всё хорошо, что она добралась до комнаты.

Замок никак не открывался. После десяти минут дверь наконец поддалась. Как только девушка открыла вторую деревянную дверцу, сразу испуганно уставилась в длинный коридор и на сонного Митрича, чье искаженное от гнева лицо не предвещало ничего хорошего.

— Опять по мужикам бегаешь, шалава? — взревел Митрич и понёсся к испуганной Полине и ничего не ожидавшему Алексею. Парень только и смог, что дёрнуть Полю на себя, вытащив тем самым в темноту парадной, и одним рывком переместился в дверной проем, чтоб не дать обезумевшему алкашу причинить вред девушке.

Все произошло быстро, никто не успел ничего осознать. Громов угрожающе зарычал, словно дикий зверь, и нанес один сокрушительный удар в лицо. Сам не понял, куда попал: то ли в нос, то ли в подбородок, но Митрич резко остановился и уже через секунду тяжёлым кулем свалился к ногам парня.

Полина ахнула от неожиданности и ужаса, прикрыла ладонями рот и уставилась на Лёшу, не мигая и абсолютно ничего не понимая. Конечно, и раньше Митрич буянил, и раньше он распускал руки, принимая Полину за свою дочь, но всё обходилось максимум парой синяков и тонной убитых нервных клеток. А сейчас…

Девушка прикрыла лицо ладонями и задрожала. Бесспорно, она боялась Митрича и его дебошей, не переносила на дух его вечные попойки, однако в это минуту думала не о лежавшем на полу алкаше, а о том, что же увидел Алексей. Мало того, что она поддалась минутной слабости и дала парню посмотреть коридор их коммуналки, так он ещё и в драке поучаствовал.

Просто прекрасно.

Она боялась увидеть на лице Лёши презрение, страшилась понять, что сказка про Золушку и принца — всего лишь выдумка, и что ей никогда не стать кем-то лучше, чем она есть. Она боялась потерять Лёшу, ведь уже привязалась к нему. Но Громов воспринял этот жест по-своему: решил, что девушка очень испугалась.

Алексей спокойно присел, пощупал пульс у нападавшего и окинул грустными взглядом пошарпаный коридор.

«Пусть поживет у меня немного, оклемается, — размышлял парень. — Ничего плохого от этого не случится. А с этим пьянчугой надо что-то решать.»

— Полина, — он встал, вышел на лестничную клетку и настойчиво притянул к себе совсем не сопротивляющуюся девушку, — я хочу забрать тебя отсюда. Поехали ко мне? Хотя бы на пару дней.

Руки Самойловой безвольно опустились, а наполненные слезами глаза с ужасом уставились на парня.

Разве он мог просто так пригласить её? Может, не разглядел коридор? Или у него с головой не в порядке? Полина пыталась найти оправдание его словам и широкому жесту, силилась понять парня и предугадать последствия.

— Зачем тебе это? — проговорила внезапно охрипшим голосом.

Громов молчал, когда ответ был так нужен. Казалось, он даже не разобрал самого вопроса, словно не услышал или пропустил мимо ушей. В темноте парадной, разрываемой приглушённым светом из коридора коммуналки, раздавалось лишь тяжелое дыхание и бешеный стук сердца.

Они простояли пять минут неподвижно в ожидании. И, как только лампа в коридоре погасла, погружая их во тьму, Лёша спокойно ответил:

— Потому что ты мне нравишься, Полина.

6.2