Невыносимая невеста, или Любимая студентка ректора

— Дьер Ян, это уже через край… — пусть шёпотом, но возмутилась Лера.

Они — один на один. Ночью. В особняке. Полуобнажённые. Ошалевшие. Задыхающиеся.

— Не педагогично? — с хриплой усмешкой уточнил он. Его губы опустились ниже — на щёку, шею, плечо…

Провокатор! Ещё и иронизирует. Лера умирала от его прикосновений.

— Да нет, вы просто образец педагогичности, — съязвила она. Хотелось, чтобы голос звучал грозно, но получался только прерывистый шёпот. — Вас уволят! — пригрозила Лера, скользя ладонями по его плечам, изучая напряжённые бугры мышц.

— За что? — его пальцы нежно обводили край кружева нижнего лифа. Дразнили, намекали на что-то большее. Изуверская ласка. Аж сердце замирало. — У нас не считается преступлением, когда жених целует невесту.

Туман в голове мешал осознать услышанное, но два слова отчаянно резанули слух и отрезвили: «жених» и «невеста». Лера ни капельки не чувствовала себя невестой. Что-то не припомнит она, чтобы кто-то клялся ей в вечной любви и делал предложение.

— Наша помолвка… — хотел что-то добавить Тоцкий.

Но Леру и эта фраза царапнула. Какая «наша»? Когда он подписывал документ, речь, вообще, шла о другой девушке.

— Этот документ для меня ничего не значит, — перебила его Лера. Голосу вернулась звучность. Это уже был не шёпот. — Я не считаю, что он даёт вам хоть какое-то право на меня, — всё напряжение последних минут трансформировалось в возмущение. — Я никогда не соглашусь с ним, никогда не смирюсь с навязанным союзом, никогда не пойму, как можно заключать соглашения, не интересуясь мнением невесты. Я из другого мира, дьер Ян. У нас подобные договора — дикость…

Лера ещё много чего хотела сказать, но неожиданно сработал артефакт-шкатулка, оставленный на журнальном столике. Он громко захрипел. Невнятный шорох и гул наполнили комнату. Тоцкий и Лера одновременно рванули к артефакту. Лера задержалась лишь на секунду — стянула с кресла накидку и закуталась в неё как в халат. Они оба сели на софу напротив артефакта. Хрипы и шорохи, доносившиеся из него, сделались тише, но в то же время приобрели отчётливость, и наконец, из шкатулки полилась речь.

— Смотрю, хромаешь, старый лис? Что случилось?

Лера узнала голос Корнелии. Ведунья усмехалась. Интересно, звук был чуть искажён, как по телефону, но слова звучали чётко — всё понятно.

— Ногу подвернул, — крякнул в ответ Ольшанский.

Скрип подсказал, что он не очень-то грациозно плюхнулся в кресло. Теперь у него и с ногой что-то? Это вдобавок к «побитости» лица?

— А с глазом что?

Звук становился всё чётче и чётче. Лере казалось, что она даже слышит шелест вязальных спиц в руках Корнелии.

— Упал неудачно. Магия продолжает шалить.

Насчёт «упал» — он то же самое сказал и Злате. А вот про шалости магии что-то новое. Прозвучало странно. Сложилось впечатление, будто несчастные случаи подстраивает Ольшанскому его же магия.

— Она и будет шалить. С каждым днём всё сильнее и сильнее.

— Да знаю я, — проворчал он. — Потому и пришёл.

— Я же ясно сказала — разбавить нужно вашу хулиганскую родовую магию целебной магией Тоцких.

От услышанного глаза на лоб полезли. И как это понимать? Как можно одну магию разбавлять другой? Что имеется в виду? Не потому ли их с Тоцким так упорно сводят?

Лера вопросительно покосилась на него.

— Да. Это то, что вы подумали, — кивнул он. Вид при этом у него тоже был, мягко говоря, удивлённый.

Из шкатулки-артефакта раздался скрип. Видно, Ольшанский ёрзал на кресле.

— Мне нужен другой способ, Корнелия.

— А чем тебе этот не угодил? Только не говори, что не хочешь давить на дочь. Я не верю в сантименты.

— А если скажу?

Корнелия скрипуче рассмеялась.

— Я сделал достаточно, чтобы подтолкнуть их друг к другу. Хотелось, чтобы молодость и красота взяли своё. Но раз не вышло, я не буду неволить мою девочку. Смейся, Корнелия, смейся, но старый лис не забыл, что значит быть отцом.

У Леры кольнуло в груди. Протяжно и сильно до кома в горле.

— Другого способа нет, — выдала Корнелия непререкаемо. — Несчастий, сыплющихся на твою голову, начнёт становиться меньше, только когда дело пойдёт к свадьбе.

— Мне нужен другой способ, — настырно потребовал Ольшанский. — Не верю, что его нет.

С минуту из шкатулки-артефакта не пролилось ни слова. Лера догадывалась почему. Корнелия сейчас вся ушла в вязание. Ловит образы.

— Хорошо, — наконец, снова заговорила она. — Есть ещё один способ. Но за совет придётся дорого заплатить.

Вот странно. А с Леры и Тоцкого денег не взяла.

— Ты же знаешь, цена вопроса не имеет для меня значения, — судя по звукам, Ольшанский полез за бумажником.

Видимо, отсчитанная им сумма Корнелию удовлетворила. Она снова заговорила.

— Твою магию можно разбавить по-другому.

— Как? — кресло снова заскрипело. Наверно, Ольшанский подался вперёд от нетерпения.

— Выдай дочь замуж не за Тоцкого-старшего, а за Тоцкого-младшего. Он тоже подойдёт. У него точно такая же магия.

Глава 37. И сразу в лоб