Я покажу ей, что она получит за то, что обращается со мной как с долбаной прислугой. За то, что испортила всю тяжелую работу нашей команды, и за то, что никогда не была добра ко мне.
И за то, что позволила этому придурку из братства прикоснуться к ней. Что, черт возьми, она нашла в нем? У него есть тревожный набор рубашек поло пастельных тонов, потому что ему нужно, чтобы все знали, что он белый, как чертов альфа-самец, делающий снотворное из алкоголя.
Я жестко целую ее, кровь бурлит во мне.
Она хнычет, и я не понимаю: от удовольствия или от боли.
— Лив.
— Молчи. — Я отстраняюсь и беру ее за руку. — Садись в машину.
Киваю в сторону мустанга Далласа и приближаюсь к ней, когда она пятится к нему. Ее шаги медленные, как будто она не уверена, но ее грудь поднимается и опускается, и я знаю, что она этого хочет.
Я не смотрю на нее.
Дверь открывается, я забираюсь на сиденье вслед за ней и закрываю дверь, притягивая ее в свои объятия.
— Нас увидят, — бормочет она мне в губы.
Я прижимаюсь лбом к ее лбу, провожу большим пальцем по ее нижней губе и почти чувствую запах тех духов, которые заставили меня захотеть прикоснуться к ее коже, когда я увидела ее в первый раз.
— Саноа — это место, где секрет остается секретом, — отвечаю я.
Никого не волнует, что мы здесь делаем. Здесь ты можешь иметь меня, сколько захочешь.
— Ты никому не расскажешь? — спрашивает она.
Меган беспокоится, что может потерять работу из-за секса со школьницей.
Девушка из моих мыслей беспокоится о том, что ее парень узнает, кто на самом деле заставляет ее кончать.
— Я никому не скажу, — уверяю ее.
И я притягиваю ее к себе, просовываю язык ей в рот, а руку ей под юбку.
Меган стонет, пульс на шее бьется под моими пальцами, когда она извивается.
— Я так долго хотела тебя, — признается она.
Останавливаюсь, и вот чары уже начинают рассеиваться.
— Не говори так. — Я опускаю ее подбородок, заставляя посмотреть на меня. — Скажи, что ненавидишь меня. Прикажи мне остановиться.
— Но я…
— Скажи это, — требую я, толкаю ее спиной к двери и нависаю над ней. — Назови меня болотным мусором и скажи, чтобы я прекратила.
Я опускаюсь к ее шее, пока она пытается найти слова, которые доставят мне удовольствие, но она в замешательстве.
— Скажи это. — Я хватаю ее сзади за шею, зажмуриваю глаза и ласкаю ее через трусики.
— Стой, — вздыхает она. — Я ненавижу тебя, ты болотный мусор. Я ненавижу тебя.
Я нахожу ее клитор сквозь ткань, вожу пальцем по кругу, снова слышу ее стон, когда она шире раздвигает ноги.
— Да? — Я провожу языком по ее губе. — Но ты такая мокрая. Разве ты не хочешь этого?
И я вставляю в нее палец, лаская ее обнаженную кожу.
Она вздыхает.
— Или этого? — издеваюсь я, добавляя еще один палец.
— Прекрати, — она целует меня в ответ, тяжело дыша. — Ах, стой. Нет.
Ммм, нет.
И все это время я дрожу, когда Меган хватает меня, прижимает к себе и хочет, чтобы я была в нашем тайном месте, где нас никто не увидит, потому что я тоже хочу, чтобы это все происходило по-настоящему. Я хочу, чтобы Клэй Коллинз сидела в этой гребаной машине и любила меня так сильно, что ей было бы трудно терпеть.
Просто чтобы я больше не оставалась одна.
Вот насколько я жалкая. Я фантазирую о натуралке, которая считает, что я не заслуживаю ничего хорошего в этом мире, потому что думаю, что, трахнув ее с ненавистью, я почувствую себя сильной. Потому что я не люблю ее, и мне она не нравится, но я что-то испытываю к ней, не понимаю что, но это чувство такое сильное, и оно мне нужно. Мне хочется повалить ее на землю, впиться в нее зубами, ощутить ее прикосновения, и, в конце концов, заставить ее подойти и поцеловать меня в губы, и дать ей наконец понять, что у меня осталось одно приятное воспоминание.
О, да. Одно.
Меня начинает трясти, и я не могу отдышаться. Я рычу, слезая с Мартелл, и откидываюсь на спинку сиденья, не уверенная, злюсь ли я за то, что использовала ее, или испытываю отвращение к тому, что пыталась заставить ее играть роль кого-то, кто никогда не будет достоин меня.
Здесь нет любви, но это не имеет значения, не так ли? Ненависть завела меня. Боже, я в полном дерьме.
— Оливия? — Я слышу, как скрипит кожаное сиденье под ее весом, когда она садится.
Она тянется ко мне, но я отстраняюсь.
— Прости. Мне не следовало этого делать. Это неправильно.
Не могу взять в толк, почему это неправильно. Это приятно. Клэй, вероятно, позволит этому болвану отыметь ее, и я знаю, что она не любит его, тогда почему я чувствую себя виноватой?
Меган придвигается ближе.
— Ты в порядке?
Но я распахиваю дверь и выпрыгиваю из машины.
— Дело не в тебе, — говорю я ей, но не могу уйти от нее достаточно быстро. — Увидимся в школе.
Я не закрываю дверь и быстро возвращаюсь в «Мариетту». Меня охватывает смущение от того, что она подумает и как отреагирует, но я ничего не могу с этим поделать. Меган не станет болтать об этом. Я школьница — и технически все еще несовершеннолетняя. Я в безопасности.
Я проскальзываю в туалет для сотрудников на противоположной стороне, чтобы вымыть руки и плеснуть немного воды на лицо, выдергивая два бумажных полотенца из диспенсера.