Натягиваю сменную одежду, выдыхаю и прочищаю голову.
Я верю, что Лив не будет болтать, и я не доверяю Каллуму. И все. В конце концов я доверюсь ему. Или другому мужчине.
Беру сумку с деньгами и телефоном и оставляю одежду и рюкзак в раздевалке.
Мама принесет все это домой.
Я направляюсь ко входу, быстро пробираясь мимо дверей, чтобы мама меня не поймала. Уже почти шесть, на улице темнеет, а я опаздываю.
Но затем я слышу, как кто-то зовет меня:
— Иди сюда, дорогая.
Повернувшись, я вижу свою бабушку, сидящую в кресле в вестибюле. Ее волосы такие же белые, как и ее брючный костюм, в руке она сжимает трость и опирается на нее.
— Мими, — приветствую я и подхожу ближе, когда она окидывает взглядом мой наряд и оценивает его. — А я все думала, где ты.
— Конечно, — подыгрывает она. На ее губах появляется ухмылка, и я знаю, что она дразнит меня.
Я опускаюсь на ковер у ее ног, сажусь и прислоняюсь к ее ноге, из соседней комнаты доносится глухой гул вечеринки.
— Ты знала, что я сбегу, — подмечаю я. Именно поэтому она и сидит здесь.
— Сегодня Ночной прилив, — бабушка пропускает мои волосы сквозь пальцы, и я слышу смех, раздающийся в банкетном зале. — Я помню, как не могла вынести предвкушения, когда была в твоем возрасте.
Мими все еще моего возраста. Она просто хорошо это скрывает.
— Так, что у нас сегодня на повестке дня? — спрашивает она.
Я пожимаю плечами.
— Стандартный поиск мусора, может быть, немного гамбургеров…
Раньше мне нравилось проводить время с бабушкой больше, чем с мамой, но чем старше я становилась, тем слабее было это чувство. Мими — причина, по которой мама стала такой, как сейчас.
Я сдерживаю свои слова, потому что, хоть и могу восхищаться ее безжалостностью, меня саму это вряд ли обойдет. Моя бабушка — самый опасный человек, которого я знаю.
— Ты вернешься домой в приличное время, — приказывает она, поглаживая меня по волосам. — Неправильно, что твоя мама так часто бывает дома одна.
— Ее никогда нет дома, — возражаю я.
Мими берет меня за подбородок и заставляет посмотреть ей в глаза:
— От тебя многого требовали в таком юном возрасте, но тебе тоже нужно увидеть силу, которую это создает. — В ее глазах недостаточно нежности, чтобы скрыть под ними пристальный взгляд. — Ты не будешь из-за этого обузой, Клэй. Тебе нужно стать для них утешением, и, если тебе это не нравится, то очень плохо. Однажды наступит твоя очередь. Твоя семья нуждается в тебе.
Я слегка киваю, как и всегда. Лучше просто согласиться со старшими, потому что спор в таком случае лишь пустая трата времени, а я все равно сделаю то, что хочу, но что-то ускользает от меня, и я не собираюсь сегодня вечером сдерживаться.
— Семья больше не живет в этом доме.
Она щурится и прижимает мне ближе.
— Не позволяй им увидеть это, — тихим голосом произносит она.
— Кому?
— Всем, кто, затаив дыхание, ждет, чтобы увидеть тебя несчастной, — отвечает бабушка и вздергивает подбородок, выпрямляет спину и наконец-то отпускает меня. — Не давай им такое преимущество.
Я никогда им этого не давала. Никогда не позволяла своим друзьям узнать, что мне ненавистно находиться дома. Что мои родители теперь плохо знают друг друга.
Что они плохо знают меня.
Но я устала от этой видимости, и на несколько украденных мгновений на этой неделе я получила представление о том, какой была бы жизнь без нее. Но мне вряд ли удастся снова это повторить.
Я замечаю на столе картонный тюбик с надписью «Залив Бискейн» на этикетке с фирменным бланком для письма моего отца. Залив Бискейн? Он работает над проектом под названием «Палм-Бискейн» где-то на нашем побережье, но я никогда не слышала о заливе Бискейн.
Шестеренки в моей голове крутятся, и я боюсь спросить. В этом городе ничего не происходит без моей бабушки, но я не уверена, что хочу знать. Я шутила над Лив по поводу того, что залив Саноа выровняют для поля для гольфа, потому что это было угрозой с самого нашего рождения. Никто никогда не думал, что это произойдет на самом деле.
Я на мгновение отбрасываю подозрения и улыбаюсь ей:
— Не все из нас могут быть такими же сильными, как ты, Мими.
— Ты видишь то, что я позволяю тебе видеть.
Она отводит взгляд, что-то еще пляшет в ее глазах.
— У каждой женщины есть секреты, Клэй, — продолжает бабушка. — У всех из нас есть свои грехи, и я не особенная. Ты можешь иметь все, что пожелаешь, столько раз, сколько захочешь, и так долго, как захочешь. — Она снова поднимает мою голову за подбородок. — До тех пор, пока это остается секретом.
Я не в силах сдержать улыбку.
— Не могу поверить, что ты говоришь мне это.
— Отказ от желаний, которые заставляют чувствовать себя живой, приводит только к двум последствиям: ущербу или смерти. Иначе мы бы сломались.
Я пристально смотрю на нее.
— Мы можем иметь то, что хотим, — повторяет она. — Тайно.
— Что, если прятаться больно?