Невыносимая шестерка Тристы (ЛП)

— Ах ты! — Я бью ее руками в грудь, и она врезается в стену рядом с дверным проемом. Она вскрикивает, падая на пол, и я замечаю мусорное ведро рядом с ней и хватаю его.

Я на мгновение задумываюсь, рыдание сжимает мое горло так сильно, что становится больно. Да пошло оно все. Я высоко поднимаю его и вываливаю содержимое ей на голову, она кричит, когда остатки гамбо и куриного супа с лапшой растекаются по ней.

— Клэй! — вопит Меган.

Я бросаю ведро и сжимаю ее челюсть одной рукой, а затылок другой, приближая ее лицо к своему.

— Посмотри на меня, — рычу я. — Посмотри на меня!

Она поднимает глаза и всхлипывает.

— Прекрати.

— Заткнись, — приказываю я со слезами на глазах, потому что знаю, что проигрываю. Я потеряю ее навсегда. — Ее команда следит за ней. Ты поняла? — А затем я понижаю голос, сильно прижимаясь лбом к ее лбу. — Я слежу за ней. Если мне придется повторить это снова, я нанесу ущерб, от которого ты не сможешь оправиться. Ей семнадцать, она несовершеннолетняя и…

Моя.

Меган кашляет, и иголки впиваются мне в горло, потому что она этого не заслуживает, но я просто обязана это сделать. Меган ее не заслуживает. И у Лив не может кто-то появиться. Она не должна забывать обо мне.

Меган пристально смотрит на меня, прочищает горло, и что-то мелькает у нее во взгляде.

— Ты хочешь ее, — выпаливает она. — Вот в чем дело. Боже мой.

Слезы льются из моих глаз.

— Ты…

И я толкаю ее на пол, приготовившись бить до тех пор, пока она не сумеет произнести эти слова достаточно громко, чтобы кто-нибудь их услышал.

— Какого черта? — рявкает кто-то.

Поднимаю голову и вижу Лив, стоящую в дверях, пока я нависаю над Меган.

Лив подбегает и включает свет. Теперь она замечает Меган и меня и наклоняется, чтобы поднять свою подругу. Меган дрожит, как испуганный кролик, цепляясь за Лив.

Оливия поворачивается ко мне.

— Что, черт возьми, ты творишь?

Ее братья заходят в дом следом за ней, и я хватаю флаг со стола и выбегаю через заднюю дверь во двор.

Прикрывая рот рукой и напевая, я танцую в лесу.

— У меня есть фла-а-аг, — кричу я. — Подойди и забери!

Я бросаюсь назад к машине Каллума, но через несколько мгновений Лив догоняет меня. Чувствую, как что-то грязное ударяет меня сзади по колену, и я оказываюсь на земле, переворачиваюсь на спину и смотрю на нее снизу-вверх.

Она наклоняется и прижимает мои руки к земле.

— Подними меня с земли, — требую я.

— Твое место в грязи! — выплевывает она. — Ты никогда не казалась мне такой уродливой, как сейчас. Как ты могла так поступить с ней? Что, мать твою, ты делаешь?

Я не отвечаю, а только стискиваю зубы, чтобы мой подбородок не дрожал.

Конечно, она права. Стены смыкаются, и иногда мне кажется, что я хочу умереть.

— Эти деньги и этот дом не очистят тебя, — продолжает Лив. — Они дают тебе защитников, которые находятся рядом только потому, что надеются что-то получить взамен. Они тебя не любят. Тебя никто не любит!

Она встает, а я замираю, ее слова проникают так глубоко, что я не в силах вдохнуть.

В тумане я поднимаюсь на ноги.

— Я что, должна обращаться с тобой, как со стеклом, потому что у тебя умер брат? — выпаливает она. — Я обязана сделать исключение для твоего поведения, даже если у малыша манеры лучше, чем у тебя?

Я сжимаю флаг в кулаке, когда она надвигается на меня и прижимает спиной к дереву.

— Мне приходится глотать твое дерьмо, — рычит она, ее щеки покраснели, — потому что ты недостаточно важна для меня, чтобы тратить на тебя силы, но я достигла своего предела. Я устала выслушивать, что недостаточно хороша. Что я заслуживаю, чтобы со мной обращались, как с мусором, из-за того, кто я, или откуда я, или с кем хочу быть.

Я смахиваю слезы и стискиваю зубы.

— Что я не могу иметь это. Или что то не для меня, или что у меня никогда не будет такой жизни, — говорит Лив. — Все эти годы мне твердили, что я не подхожу для твоего мира. О том, что мне не рады в ваших школьных коридорах и в вашем городе.

— Ты также не найдешь то, что ищешь, на заднем сиденье своей машины! — восклицаю я.

Она кивает, словно хочет сказать что-то еще, но затем решает, что оно того не стоит. Лив смотрит на меня, проходит несколько вдохов, прежде чем она опускает взгляд и бормочет:

— Как видимо, и в Мэримаунте.

Я прищуриваюсь.

— Что ты имеешь в виду?

Она учится там почти четыре года. И тут внезапно она поняла, что не вписывается?

Оливия снова встречается со мной взглядом, сглатывает и говорит спокойно, от ее гнева нет и следа.

— То, что мне нечего доказывать. Не знаю почему, но я считала, что должна. Особенно тебе.

Потому что… потому что случившееся в раздевалке было обоюдным желанием. Она тоже это почувствовала.

— Потому что ты хотела прикоснуться ко мне, — говорю я ей.

Она фыркает, слезы блестят в ее глазах.

— Так вот в чем дело? — спрашивает Лив. — Не думаю, что произошедшее в раздевалке было реальным только потому, что я поцеловала тебя в ответ. Я злилась и была шокирована, и мне просто нужно было выпустить пар, но я не хочу тебя, Клэй.

Нет?