– Могла бы. А ты ради приличия мог вчера правду сказать.
Ухмыляюсь.
– Доложили, значит?
– А ты думал? Сколько я в дурах прохожу?
– Я не собирался тебя в “дурах” держать, если тебе интересно. И, если уж на то пошло, я тебе не врал, конфетка. Я не говорил, что Ру моя дочь. Если ты помнишь.
– Но ты и не опроверг мою догадку, а значит, соврал.
– Я бы назвал это – умолчал.
– Да какая разница, Вик? Просто зачем было это делать?!
– Может, потому что мне стало обидно, не думала?!
– Что тебе стало обидно?
– У тебя был такой взгляд, как будто я побитой собакой тут ходить все десять лет должен был. Еще бы, хозяйка уехала, жить-то как?! А вот так, Кулагина! Спокойно жить. Да, детей и жены у меня нет, но ты удивишься, очевидно, в монахи я не подался и затворником не стал. Более того, жизнь моя не остановилась. Я как и все: сплю, ем, работаю и даже иногда развлекаюсь и не считаю, что совершаю что-то аморальное. Я свободен, Тони, и волен делать все, что мне заблагорассудится. И уж точно не тебе меня в чем-то упрекать! – выговорился. Дерганно взъерошил пятерней затылок. Выдохнул. Эта тема мне всю ночь мозг взрывала. Только озвучил – отпустило.
– Да я и не… В общем, здесь не время и не место выяснять отношения.
– Конечно, зачем их вообще выяснять? Проще снова собрать чемодан и молча свинтить. Очень по-взрослому!
Молчит. Насупилась.
Я даю себе пару длинных-длинных секунд, чтобы укротить зашкаливающий рядом с ней адреналин. Так уж повелось, что она моим организмом воспринимается, как раздражитель, который надо перебороть. Гребаный вирус! Но сегодня звезды раком встали. Не хочу с ней ругаться и мериться упрямством. Наелся за сутки. Хватит! Хочу, чтобы как раньше, по-человечески, в одной компании. Тем более, почти всех гостей она знает, как бы не брыкалась, но Багрянцев и Белова когда-то были и ее друзья. Поэтому хоть один из нас должен быть вежлив и благоразумен.
– Ладно. Ругаться будем в другой раз. Оставайся, Кулагина.
– Что?
Такого она явно не ожидала.
– Что слышала. Перемирие? – на кой-то черт порывисто, по-детски тяну мизинец.
Тони смотрит на меня, как на умалишенного. Да, если бы она так сделала, я бы тоже подумал, что у нее кукушка съехала. По*уй. Пусть будет так. Сегодня мой день или как?
– Ты понимаешь, как это вот все будет нелепо выглядеть, Вик? – заламывает бровь упрямая краля. – Ты, я, мы… все разнесли, а тут теперь за одним столом торт есть будем, и улыбаться? Серьезно?
– Мы разнесли?
– Ой, вот только не надо! В расставании всегда виноваты оба. Да, точку поставила я, но шли мы к ней совместно!
Охереть. Дурацкая идея с мизинцем. И с присутствием Кулагиной тоже. Она каким-то снова невъе***ным образом умудрилась стрельнуть своими резкими словами прямо в ноющий пятак. Десять лет, а как вчера!
– Ты полагаешь, что если бы у меня была возможность не дать тебе сесть в самолет, я бы ею не воспользовался?
– И тем не менее ты меня не оставил.
– Я был в армии, Кулагина! – срываюсь. – Ты это знала и специально выбрала момент, когда я бы ни хера не смог сделать! Смоталась, бросив меня по СМС, как ты думаешь, как мне после этого служилось?
Наступаю. Машинально. Всего шаг, но коза даже не вздрогнула. Как задирала упрямо снизу вверх нос, с достоинством выдерживая мой взгляд, так и стояла, не шелохнувшись. Там, по-моему, вообще, всего на жалкие мгновения в глазах сожаление промелькнуло или какая-то другая, кроме бараньего упрямства, эмоция, но и ту она быстро задушила.
– Сдохнуть хотелось, вот как.
– У тебя, знаешь ли, тоже рыльце в пушку, Вик. Если бы ты хотел, ты бы мог меня найти! Я никогда не скрывалась, если что. Но за десять лет ты и пальцем не пошевелил, Волков.
– Найти? – переспрашиваю. – Серьезно? А зачем, Кулагина? Чтобы что? За шкирку тебя притащить обратно в Сочи, чтобы ты меня еще больше возненавидела? Для этого найти? Или бросить все и следом за тобой “златоглавую” покорять? Теперь давай честно, я тебе там был нужен?
Молчит. Хмурится. Губы дует. Красивая, зараза! Всегда была самой красивой. Всегда, черт возьми, взгляд к себе приковывала! Глаза эти шикарные, брови с дерзким разлетом, будто созданные, чтобы одним взглядом рты недовольных затыкать. И веснушки. Обожаю, блть, ее веснушки! А она их всегда ненавидела и за тонной тоналки прятала, дурочка. Вечно стремилась к какому-то гребаному навязанному идеалу, не понимая, что она и есть идеал! Спасибо хоть, что там в своей Москве новомодной херней свое лицо не напичкала. Натуральная. Вся. От и до. Даже губы ее. Я слишком хорошо их помню, чтобы обмануться. Ни капли “апгрейда”.
– Честно? Да, я хотела бы, чтобы ты бросил свое упрямство и приехал за мной Волков, – звучит тихо и с надрывом. Ба, да ладно, неужто эту каменную стену удалось пробить? Я смотрю, трещина по фасаду пошла. – Но у тебя всегда был слишком упрямый характер, и ты скорее сдохнешь, чем пойдешь на уступки, Волков.
Зашибись.