Невыносимые противоречия (СИ)

Лонарди не прикоснулся к пробиркам. Коротко глянув на Франца, он опустился на диван и усадил Луизу себе на колени. Прижав лицо к его груди, она позволила себе закрыть глаза. Ресницы тут же намокли от слёз. Франц почти кожей чувствовал связь между Луизой и Лонарди. В том как его сила и уверенность накладывались на её слабость и растерянность Франц чувствовал что-то остро неправильное. Будто Лонарди хотел не утешить Луизу, а задушить. В его руках она была так же неподвижна как мертвая девочка в подвале Санчес. Франц вспомнил, как оплакивал смерть отца на плече Лонарди. Вспомнил, как Лонарди поцеловал его в висок, и ощутил тошноту. Лонарди воспользовался его слабостью. Он не мог избавиться от ощущения, что с Луизой он поступил и поступает точно так же. А Генри? Пробовал ли Лонарди с ним тот же фокус?

Вспомнив о Генри Франц почувствовал себя лучше. Он представил себе Генри в камере. Представил, что сейчас он сидит в той же позе и на том же месте, где Франц его оставил. Эта мысль вселила в Франца странную уверенность. Происходящее больше не давило на Франца, он смог оторвать взгляд от Луизы и Лонарди и осмотреться.

В бессейне появились кусочки салями. В пустых коробках из-под пиццы лежали смятые жестянки из-под пива и колы. Люди стояли у окна. На фоне заката их фигуры истончились и потемнели. Тонкие руки-палки указывали на вертолет. Один смеялся, второй, вскинув на плечо автомат, делал вид, что стреляет.

- Пфф, - плевал он и дергался всем телом.

Всё так же сидя на полу, Сесар курил косяк и наблюдал за их игрой. Детской, одинаково дурацкой и угрожающей.

- Мне пора идти, - Франц поднялся.

Луиза отняла лицо от груди Лонарди и растерянно моргнула. Он погладил её по спине.

- Я провожу тебя, - сказал Лонарди.

Они встали с Луизой одновременно.

- Спасибо, Франц, - она пожала ему руку. Её рука в его ладони была маленькой и холодной.

Он еще не вышел за дверь, а Луиза уже повернулась к окну. Краснота заката будто залила её волосы кровью.

- Идем по лестнице, - Лонарди перегородил дорогу направившемуся было к лифтам Францу. - Я хочу с тобой поговорить. Предупредить насчёт Маркуса.

На лестнице ждали трое с автоматами. Судя по тому, как Лонарди дал им отмашку, они были чем-то вроде его личной охраны. И правда, не ходил же он по обезумевшему городу без охраны. Все же, понял вдруг Франц, с охраной или без Лонарди был легкой мишенью. Он был вчера в телецентре, сегодня здесь. Он в любом случае рискует.

- Что насчет Маркуса? - спросил Франц.

- Ты не спрашивал его почему, если он так ненавидел твоего отца, он никогда не выступал против него? Почему подчинялся ему даже после того, как он уничтожил его друзей и их семьи?

- Почему же?

Они спустились на двенадцатый этаж. Лонарди посмотрел через окно на толпу внизу.

- Твоего деда и отца связывала общая тайна. Это прочнее семейных уз. Эта тайна сделала твоего деда навсегда рабом твоего отца. Послушным, покорным. Безвольным.

На десятом этаже стены были расписаны черной краской. Кресты, виселицы, члены и политические призывы.

- Ты знаешь, что твой отец изначально выступал за урезание армейского бюджета? За то, чтобы выгнать из страны американцев, которые поставляли нашим военным новую технику. Маркус возненавидел его, как только это услышал. А потом между ними встала твоя мать. Представляешь, какой удар для Маркуса? Красивая, богатая, самая завидная невеста в столице выбирает в женихи выскочку с кофейных плантаций.

- К тому времени он пятнадцать лет жил в Гото и работал в газете, поднялся от простого разносчика газет до редактора, - возразил Франц. Ему претила мысль, что волна разоблачений накроет и этот отрезок его памяти. Оказывается, для него было важно, сохранить неизменными хотя бы часть своих воспоминаний об отце.

- Да, он был умен, трудолюбив, уверен в себе и харизматичен. Когда он появился на политической арене, я преподавал в военной академии. Наши студенты с восторгом слушали его выступления тайком от инструкторов. За это его и полюбила твоя мать.

Что-то кольнуло у Франца внутри. То ли сожаление о том, что он сам не слышал этих речей, то ли сожаление о том, что не видел родителей в этот период их жизни, о том, что толком не знал их. Или он сожалел о том, что ему самому не достает убежденности и уверенности его отца? Никогда не доставало. Он заглушил беспокойство воспоминанием о Генри, сидящим на полу, положив голову на колени.

- Что ты хочешь рассказать мне о Маркусе? - Франц посмотрел на Лонарди.

Что делал он во времена, когда отец Франца мечтал о реформах? Орал на кадетов и получал процент с похищений? Подкупал полицейских, водил дружбу с торговцами наркотиков, спал с моделями, певцами и актрисами обоих полов, как утверждала желтая пресса. Мучаясь бессоницей на базе, Франц читал её за неимением лучшего источника информации о Лонарди. Желтая пресса сообщила ему имя ректора академии, у которого похитили сына, но не сообщила подробности.