Невыносимый

Киваю согласно, принимая ответ, и вновь сосредотачиваюсь на разглядывании улицы, по которой мы едем. Так проще не представлять то, как Игнат разобрался с последним из моих обидчиков. Жаль, память все равно раз за разом подкидывает произошедшее на свадьбе, но уже с участием Акимова. В разум врезается улыбчивое симпатичное лицо с карими глазами, но теперь уже полностью разбитое, в крови и… Внутренности живота пронзает неожиданная, острая и сбивающая дыхание боль, отчего я сжимаюсь вся, не в силах распрямиться.

– Черт, – не сдерживаюсь под воздействием еще одного болезненного спазма.

– Что такое? – тут же реагирует Игнат, обхватывая за плечи, разворачивая к себе, вглядываясь в мое лицо.

– Ничего, – качаю головой, с как можно более беззаботной улыбкой. – Просто живот болит. Не ела давно, вот и плохо…

Остаток моей речи прерывает очередная волна боли. А вместе со второй с губ срывается невольный стон, который не успеваю подавить вовремя.

– Разве тебя не покормили?

На лице Игната снова воцаряется мрачность. Отец тоже отвлекается от вождения, то и дело бросая косые взгляды сквозь зеркало заднего вида.

– Кормили. Но я есть не могла, волновалась за тебя. Только чай пила, чтобы согреться.

Мой любимый мужчина перетаскивает меня к себе на колени, отчего плед падает с моих плеч, оставаясь лежать сидении. Я же зависаю на теплой полуулыбке супруга, пока он прижимает меня ближе к себе.

– А иногда кажешься умной… – вздыхает напоказ обреченно.

Ничего не отвечаю. Не потому, что нечего, а просто боль усиливается, а еще становится мокро между ног, в самом худшем смысле этого слова. И не одна я это замечаю. Игнат тоже обращает внимание на расползающееся пятно по светлой ткани.

– На перекрестке налево. В больницу поедем, – проговаривает сурово для водителя, коснувшись пальцами полотенца, удостоверившись в том, что это кровь.

И это действительно плохо, с учетом завершившихся только пару недель назад месячных. До следующих еще примерно столько же.

– Где именно болит? – хмурится Игнат.

– Живот, – отвечаю сдавленно, крепко сцепив зубы. – Низ, – добавляю на порядок тише, не глядя на него.

Но мне все равно приходится.

– Все будет хорошо, поняла? – обхватывает мое лицо, вынуждая смотреть в синие глаза.

И пусть голос Игната – ровный, спокойный, утверждающий, но в глазах этой уверенности совсем нет. Киваю и улыбаюсь как можно беззаботней, чтобы он меньше волновался.

– Конечно, будет, – добавляю для пущей достоверности. – И ты вместо того, чтобы обо мне беспокоиться, лучше бы подумал о том, что ментовская форма тебе не идет. Абсолютно не твое! Парадная форма моряков подошла бы лучше. Беленькая которая такая вся. Идеально бы сочеталась с твоей темной внешностью, – улыбаюсь уже по-настоящему, представляя его в подобном наряде.

Муж ничего не говорит на это. Выдавливает из себя подобие снисходительной насмешки и прижимает к себе крепче, уткнувшись носом мне в макушку, глубоко вдыхая. Так и не отпускает потом еще долгое время. Скорость автомобиля все растет. Пейзаж за окном уже не просто проплывает мимо, а практически мелькает. Неоновый свет вывесок смазывается в сплошную цветную линию. Или это у меня перед глазами все плывет. Не могу понять. Кроме боли и вкуса крови во рту от прокушенной щеки не чувствую больше ничего. Приезд в больницу и вовсе проходит мимо моего сознания. В себя прихожу лежащей на постели в небольшом светлом помещении. За окном рассвело, а в правую руку воткнута инъекционная игла, через которую в меня вливают какой-то темный раствор. Название инфузии разобрать не могу, пакет прикреплен слишком высоко на специальной стойке. Голова все еще немного кружится. Сгиб локтя жжет и саднит. Тянусь туда, но не дотягиваюсь. Мое запястье перехвачено, а я сама заново уложена на подушку.

– Полегче, – комментирует свои деяния Игнат, выдерживает паузу, усаживаясь на краю постели рядом со мной, а после добавляет негромко: – Как ты?

Замечаю, что он переоделся в свой привычный костюм, но без пиджака – тот висит на спинке его стула. Супруг тянется к кнопке вызова персонала над изголовьем кровати, нажимая ту, и возвращает внимание ко мне, вновь берет за руку, но уже иначе: аккуратно касаясь запястья, обводит большим пальцем узор моих проступающих вен. Так зацикливаюсь на этом его действии, что не сразу реагирую на вопрос.

– Голова кружится, живот еще немного тянет и снова тошнит, – отзываюсь, прислушиваясь к себе.

– У тебя давление упало, – улыбается мягко мужчина.

– Всего лишь? – удивляюсь. – А кровь? Тоже из-за этого? Так бывает?

Правда, отвечает не он.

– Ну, милочка, в твоем положении и не такое возможно.

Тучная женщина лет пятидесяти в белом халате подходит ко мне ближе и первым делом проверяет капельницу, подкручивая колесико на катетере. Я же едва сдерживаю хихиканье, глядя на мелкие завитки на ее коротких светлых волосах. Не знаю почему, но они мне кажутся забавными, похожими на те, какие есть у овец. Потому не сразу различаю двойной смысл в сказанном ею.

– В моем положении? – уточняю, глядя уже на Игната.

Тот опять улыбается. Подозрительно добродушно.