Невыносимый

А он все такой же. Как там Лиза сказала? Красив, как бог? Очень точное определение. Возраст только добавил этой самой красоты его совершенным, по-аристократически правильным чертам лица. Сколько ему сейчас? Тридцать два, кажется. Выглядит чуть старше. И взгляд полночно-синих глаз тяжелее прежнего. Только полуулыбка, вернее ее подобие, та же, полная насмешки, мрачности и обещания. Как напоминание о том, что таким, как Игнат Орлов, можно восхищаться лишь на расстоянии, но ни в коем случае не приближаться и не сближаться. Съест и не подавится. Истинный зверь. Вот и черный костюм классического кроя не способен в полной мере скрыть силу и мощь его тренированного тела, которые невидимыми волнами исходят от него по всему конференц-залу, вынуждая трепетать перед ним против воли.

Он не перекачен, нет, несмотря на кажущиеся излишне широкими затянутые в пиджак плечи. Видела я шкафчиков, у которых мышц в теле больше чем мозгов. Например, те, что с ним пришли. В Игнате как раз все сбалансировано. Ум и физическая выносливость. Тем опаснее стоящий передо мной. Витающий в воздухе морозный аромат парфюма с морскими нотками только усиливает это ощущение, отчего я мысленно повожу плечами.

Давно позабытый страх резко давит на сердце, вынуждая хватать ртом воздух с еще большим усердием, чем прежде. Или это просто я забываю, что надо дышать? Как надо дышать. Хотя лучше бы я вовсе не дышала на самом деле. Потому что тогда бы я точно знала, что мне ничего не грозит. А вот так…

– Господи… – все же вырывается из меня.

Не так уж и громко, но Игнат слышит. Цепкий взгляд впивается, подобно тысячам игл. Он выгибает бровь. Я же отворачиваюсь и по-прежнему пытаюсь прийти в себя, осознать, что все это по-настоящему. А еще порадоваться тому, что меня, похоже, не помнят. Но я все равно не расслабляюсь. Потому что стоит только представить, что будет, когда он поймет, узнает… Нет! Нельзя этого допустить! Ни в коем случае! Это будет крах всему, за что я боролась все эти пять лет!

Последние мысли помогают окончательно взять себя в руки и сосредоточиться на настоящем. А в нем:

– Все, Игнат Алексеевич, – реагирует Сергей Михайлович на ранний выпад начальства.

Да с таким виноватым видом, словно лично на него возложили обязанность по явке персонала, и он не справился.

– Кроме двоих, которые на больничном, – спешно поправляет его Лиза. – Они… – и тут же прикусывает язык, вжимая голову в плечи, под суровым взглядом Орлова.

– Кто?

Взгляд Сергея Михайловича становится еще более виноватым.

– Киселев и Тарасова. Первый с пневмонией, в больнице, его не отпустили. У второй ребенок температурит, – признается он. – Тридцать восемь. Оставить не с кем. Она дочку одна воспитывает, – оправдывается за отсутствие сотрудников.

Обе причины вполне уважительны. Но не для Орлова.

– Сколько лет? – слегка прищуривается Игнат.

– Кому? Тарасовой? – бестолково моргает собеседник.

На губах нового босса расползается ядовитая ухмылка.

– Ну, не мне же, – произносит снисходительно. – Дочери, – добавляет мрачно.

С таким видом, словно устал с умственно отсталыми общаться, а все равно приходится. Так и хочется сказать, чтобы не терпел и уходил поскорее, все будут только рады. Но я, конечно же, молчу.

– Т-тринадцать, – тихонько отзывается Сергей Михайлович, вжимаясь спиной в стул.

Словно знает, что будет дальше.

– Понятно. Киселев уволен. Как и Тарасова. Ты – тоже, – равнодушно выносит вердикт Орлов, после чего забывает о человеке, повернувшись к той, с кем пришел сюда.

И мне бы посочувствовать им, но на деле я думаю о том, что не нужно было сегодня приходить сюда. Тогда бы и меня, глядишь, уволили. Заочно, без лишних встреч.

– Кхм… Итак… – показательно прокашливается рыжая, тем самым заставляя возникший гул голосов заткнуться. Дожидается, пока в конференц-зале воцаряется всеобщее молчание и продолжает: – Меня зовут Агата. Я являюсь личным референтом Игната Алексеевича. Если у вас есть какие-либо вопросы, вы сможете задать их через меня. После того, как совещание закончится.

Ну да, не пристало барину лично общаться со своими холопами… Вместе с тем данная новость приносит своеобразное облегчение. Не общаться – это хорошо, просто замечательно. Да и совещание – название сомнительное. То, что происходит дальше, похоже скорее на распятие.

– Лоскутов. Валерий Леонидович, – произносит референт, подавая верхнюю из папок Орлову.

После того, как папка оказывается в руках мужчины, тот, кого назвали, поднимается на ноги. Но Игнат даже не открывает личное дело. Папка летит на пол. Всего один мимолетный взгляд на Лоскутова, и…

– Уволен.

Вздрагиваю. И не я одна. Тот, кому только что вынесли приговор, вовсе бледнеет. Некоторое время еще сомневается в выдвинутом начальством решении, но ровно до момента, пока его показательно не провожают на выход из конференц-зала. В помещении и без того было тихо, а теперь все аж дышать перестают.

– Лебедев Антон Семенович.

К первой папке, валяющейся на полу, с грохотом присоединяется вторая.

– Уволен.