Невысказанное (ЛП)

На металлическом квадрате в полу имелись рубчики, намекающие на странные фигуры. Кэми провела по ним пальцами, обнаружив, что квадрат разделен на четыре части. Она хотела поднять голову с просьбой посветить, когда слабый зеленоватый свет коснулся металла. Джаред стоял над ней с включенным телефоном, любезно указывая вниз экраном.

Металл был покрыт черной патиной, напоминающей старое масло. Под грязью виднелись дом на холме, скопление деревьев, женский профиль, похожий на профиль на старинной монете, и квадрат, выглядящий пустым. Но затем Кэми ногтем поковыряла покрывающую его черноту, открывая что-то мерцающее синим.

Под изображениями были написаны слова на латыни. Кэми узнала в них герб Линбернов. Она узнала и девиз Линбернов и слышала голос Эша, переводящий фразу: Нас ни сжечь, ни утопить.

Кэми посмотрела на черные частички под своими ногтями. Под светом от экрана телефона они выглядели коричневыми и красными. Нас ни сжечь, ни утопить, говорили Линберны, но все умерли.

Она знала, как выглядит засохшая кровь.

Глава 27 В ТЕНИ ПОМЕСТЬЯ

Кэми знала два способа, которыми можно выяснить, почему девиз Линбернов был выгравирован на металлической плите в чужом доме. Первый — от самих Линбернов, так что Кэми отправила Джареда обратно в Ауример. Она подумала, что они скорее поговорят с одним из своих, чем с Кэми, появившейся с блокнотом и словами:

— Слышала, вы — чародеи. И каково же это?

Другим способом было обращение к жителям Разочарованного дола. Мама Кэми создала заклинание с Розалиндой Линберн. Отец Холли произносил имя Линбернов, словно взывал к какой-то страшной силе. Дороти Каннингем из библиотеки сказала, что не доверяет Линбернам, а Никола Прендергаст просила Линбернов о помощи в ночь своей смерти.

Когда Холли отправилась домой, а Анджела и Кэми разделились, чтобы опросить большее количество людей, Кэми поняла, что не ходила по своему городу с тех пор, как умерла Никола. Она обогнула ощетинившийся лесом Пастуший Угол, кивнув прогуливающейся семье, с детьми которых она сидела. Она спустилась вниз по золотистой Хай-Стрит, посмотрев вверх на крышу «Колокола и Тумана», где на ветру спокойно вращался флюгер в виде женской головы. Эмбер Грин, которая работала там официанткой, протирала столики снаружи и дружелюбно кивнула Кэми.

У Кэми было ощущение, что кто-то ее преследует, их тень на ее спине, но она не решалась обернуться и встретиться с ними лицом к лицу. Ей потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что сам Разочарованный дол был падающей на нее тенью, прямо как поместье, отбрасывающее тень на город.

Кэми никогда не любила, но и не ненавидела свой городок больше, чем любила или ненавидела свою обувь. Иногда Разочарованный дол был комфортным, чем-то, хорошо ей подходящим; иногда он был неудобным, заставляя ее чувствовать себя слишком странной, чужой или амбициозной. Но он всегда был знакомым. Она всегда считала, что может доверять ему быть таким.

Теперь городок выглядел иначе, с кровью в своем прошлом, и Кэми представляла секреты, таящиеся за каждой улыбкой. Она прошла мимо мистера Стёрна, выгуливающего своего старого бультерьера. Они оба шли одинаковой слегка дерганной походкой, а их несгибающиеся ноги передвигались в унисон. Мистер Стёрн улыбнулся ей, а она поняла, что не может улыбнуться в ответ. О чем он думал? И что он может скрывать?

Кэми вошла в следующее здание на Хай-Стрит, по которой следовала, услышав музыкальный звон, когда толкнула дверь в магазин сладостей миссис Томпсон. Он представлял собой маленькую пещерку ярких цветов, где полки были заполнены банками со сладостями: крошечные яблочные драже алого и зеленого цветов, коричневые и кремовые квадратики ирисок и помадок, черные катушки лакрицы, разноцветные завалы ассорти и крапчатые анисовые шарики.

В задней части сладко-алмазных копей находилась миссис Томпсон, маленькая, кругленькая и, как всегда, завернутая в серый пуховый кардиган, так что она становилась похожа на очень большую конфету, которую уронили на пыльный пол.

— Кэми, — сказала она так, как взрослые, живущие в Разочарованном доле разговаривали с Кэми, — немного любя и немного осторожничая. — Чем я могу тебе помочь?

Кэми было интересно, было ли причиной этой осторожности то, что Кэми провела все детство, беседуя с воздухом, или то, что ее бабушка была «той иностранкой». Ей было интересно, воспринимали ли окружающие ее семью, как слуг Линбернов, и знал ли кто-либо о сделке, заключенной ее матерью с Розалиндой Линберной. Круглое и морщинистое лицо миссис Томпсон оставалось тем же, которое Кэми знала все эти годы. Она просто не могла прочесть его выражение.