Невыживший

Рыхло-землистое лицо отца еще больше осунулось, тусклый свет лампы отбрасывал тени на его запавшие глаза, делая их похожими на провалы в черепе.

– Да… не так я представлял себе нашу встречу.

– И кто виноват в этом? – язвительно поинтересовалась Настя.

Журавлев помолчал немного, потом заговорил:

– Я должен тебе кое-что сказать, родная.

Настя повернулась к нему с воинственным видом.

– Понимаешь… только не психуй. И вообще, сядь. – Видя, что дочь даже не шелохнулась, он тяжело вздохнул. – Настя, по всей видимости, Никольский не виноват. По крайней мере, он не убивал Катю.

Губы женщины превратились в две сложенные ниточки.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Прости, что не говорил тебе раньше. Видишь ли, я сам узнал об этом не так давно. Уж так получилось. Просто когда мы в последний раз с тобой ви…

– Да говори ты уже! – завопила Настя. У нее был такой вид, что в следующее мгновенье она вцепится отцу в горло.

Антон Сергеевич испуганно сжался, глядя в грязный исцарапанный стол. Мужчина был похож на неуклюже слепленного снеговика, который постепенно таял, превращаясь в мутную пузырчатую жижу.

– Помнишь, в тот день у нашего подъезда компания собиралась ехать на свадьбу? – глухо спросил он.

– Конечно, помню.

– Я тогда нашел этих ребят. Никто из них не вспомнил Катю.

– Ну и что? Они были заняты приготовлением к празднику. Кто будет обращать внимание на маленькую девочку? – возразила Настя.

– Ты не поняла, – сказал отец, облизывая пересохшие губы. – Я разговаривал с фотографом. Он сказал, что был еще один человек, который снимал все это мероприятие на видеокамеру, но кассета была по какой-то причине испорчена. Я просил их найти эту кассету. Пообещал им денег. Наконец спустя несколько лет этот фотограф позвонил. Кассета нашлась. Я сдал ее в одну специализированную фирму, и пленку восстановили. Мне скинули запись на диск…

Он закашлялся, и Настя, побледнев, увидела, как из носа отца заструилась тоненькая дорожка крови.

– Что я могу сделать для тебя? – спросила она. – Вызвать врача?!

– Ерунда, – хлюпая окровавленным носом, отмахнулся Антон Сергеевич. – Сейчас пройдет… Это часто бывает в последнее время.

Он скомкал из обрывка газеты шарики, которыми заткнул ноздри.

– У меня еще работает старый компьютер. Я посмотрел эту запись, – продолжил он гнусаво. – И могу тебе сказать одно…

– Что? – Голос Насти стал сиплым, как у заядлого курильщика.

– Катя не выходила из подъезда. Во всяком случае, пока мы ее искали в ближайшие часы после пропажи.

Насте показалось, что она ослышалась.

– Что? Не выходила?! – растерянно проговорила она. – А как же… Как же резинка для волос? И…

– Видеокамера все время захватывала мой подъезд, – продолжил отец. Он говорил тяжело, с присвистом, будто с каждым новым словом поднимался на очередную ступеньку с мешком камней. – На записи было видно, как в подъезд зашли мы, все втроем – я, ты и Катя… Никаких пауз в съемке не было. Этот парень снимал все подряд, он крутился, пытаясь охватить компанию целиком, и наш подъезд попадал в кадр постоянно. Катя из него не выходила. Чуть позже вышли мы с тобой. А потом… жених и его друзья уехали.

Настя молчала, ее мозг раз за разом прокручивал слова отца, пытаясь их переварить.

– В твоем доме есть запасной выход? – задала она вопрос, но Антон Сергеевич отрицательно покачал головой.

– Тогда…

Настя с ошеломленным видом отодвинулась на шаг назад, как если бы отец был заразным.

– Тогда получается, что Катя осталась в доме? – едва слышно произнесла она. Отец старался не смотреть ей в глаза.

Она без сил опустилась на стул.

– И где же она могла быть?

– Я не знаю, – прокаркал отец. – Мы же еще тогда обошли все квартиры.

Настя чуть привстала и покачала указательным пальцем перед его носом:

– Нет. Вы обошли квартиры в нашем доме не сразу. Ты сам мне говорил. Вы сделали это только на второй или третий день.

– Я говорил с соседями, – защищаясь, оправдывался отец. На бледном лице Насти появилась горькая усмешка.

– Ты говорил? Что ж… На секунду представь, что ты звонишь в квартиру, куда могли затащить Катю. Как ты думаешь, что тебе скажет псих, который сделал это? Правильно, папа. Он сделает круглые глаза: «О, боже мой! Пропала ваша дочь?! Какой ужас! Но я ее не видел!» Понимаешь?!

Отец мрачно смотрел на дочь.

– Милиция с собакой появилась в твоем доме только спустя сутки, а то и больше, – промолвила Настя. – За это время с телом восьмилетнего ребенка можно сделать что хочешь. Его можно закатать в ковер, а ночью вынести наружу. Его можно расчленить. Его можно…

– Настеныш, бог с тобой, о чем ты?! – воскликнул Антон Сергеевич, обхватив виски, его губы затряслись, будто он вот-вот заплачет. – Ты что, насмотрелась всякой дряни? Как ты можешь такое говорить?

– Могу, папа. И я поняла только одно. Мы все искали Катю где угодно. А она, судя по твоей истории, все это время была в доме, в чьей-то квартире.

– Мы проверили все этажи, – снова пробубнил отец, словно эти слова уже могли что-то изменить. – И подвал, и крышу… тоже.

– А в квартиру своего дружка заходил? А?

– Какого дружка? Ты Володю имеешь в виду? – моргнул отец.

– Именно.