Практика огораживания была не нова. В XIV веке Англия, как и большая часть Европы, была опустошена Черной смертью - эпидемией бубонной чумы, уничтожившей почти половину населения. Поскольку для обработки земли не хватало рабочих рук, землевладельцы были вынуждены огораживать свои владения и превращать их в пастбища для овец и других животных.
Конечно, некоторые недобросовестные землевладельцы воспользовались этим - даже когда население снова начало расти - и в течение многих лет корона пыталась пресечь наиболее вопиющие злоупотребления: в 1489 и 1515 годах были приняты два парламентских акта, призванные ограничить или регламентировать практику огораживания земель, но они не имели большого эффекта. В 1540-х годах, когда эта практика приобрела новый размах, Тайный совет во главе с Эдвардом Сеймуром предпринял еще одну попытку решить проблему, издав королевскую прокламацию, осуждавшую "незаконное превращение пахотных земель в пастбища". Была создана комиссия по "исправлению последствий огораживаний", которой было поручено провести расследование в отношении тех, кто нарушил или нарушает уже действующие законы против огораживаний.
Но вмешательство государства не принесло успеха раньше, и, как писал Смит в "Рассуждениях", не было причин думать, что оно сработает сейчас, особенно если учесть, что в основе недавней практики лежала алчность землевладельцев, и это вряд ли изменится. Поэтому, если не удастся найти способ решить проблему, король и его двор могли столкнуться с нарастающими социальными волнениями. Неудивительно, писал Смит, что, поскольку "голод - горькая вещь", обедневшее большинство "ропщет на тех, у кого много".
Его наблюдение оказалось прозорливым. Когда он писал эти слова, страна стояла на пороге восстания. Примерно в 150 милях от него, в родном графстве Норфолк семьи Грешем и чуть севернее родного графства Эссекс, где жил сам Смит, люди готовились сделать гораздо больше, чем просто выразить свое недовольство.
В первую неделю июля 1549 года толпа жителей собралась в местной часовне деревни Уаймондхэм, чтобы принять участие в празднике, состоявшем из "процессий и интерлюдий". Эмоции были высоки, потому что любимое здание планировалось снести в рамках начатого его отцом, Генрихом VIII, процесса ликвидации церковной собственности - эвфемизма для разгрома и разграбления - при Эдуарде. В 1534 году король провозгласил себя верховным главой церкви Англии, отделившись от Папы Римского и католической церкви в Риме, и вскоре приступил к лишению древних монастырей их сокровищ, земель и влияния. В период с 1538 по 1540 год более двухсот монастырских зданий, в которых проживало более 8000 монахов, монахинь и каноников (священнослужителей или клерков), были подавлены, их богатства конфискованы короной, а имущество продано, чтобы выручить деньги.
Прихожане Уаймондхэма очень хотели спасти часовню, но их способность сделать это вопреки указу короля казалась сомнительной, если не невозможной. Пока длился праздник, группа горожан объединилась и отправилась в соседний Морли, где начала "валить" заборы, возведенные тамошними землевладельцами. Эти заборы и огражденные ими овцы были символом благосклонности к богачам, которые пасли овец и чьи интересы ставили выше интересов большинства местного и более многочисленного населения.
Снятие ограждений в Морли не смогло полностью унять гнев жителей Уаймондхэма, и это вызвало недовольство других. Один из них, крупный землевладелец по имени сэр Джон Флауэрдью - юрист, чей сын был близким другом Томаса Грешема и жил в соседней деревне Хетерсетт, - был разгневан тем, что некоторые из его оград были убраны. Желая отомстить, он предложил деньги любому, кто согласился бы пошалить с заборами другого местного землевладельца, человека по имени Роберт Кетт.
Группа из примерно шести человек приняла предложение Флауэрдью. Однако вряд ли они видели в Кетте врага: он был местным жителем, ярым сторонником церкви и кожевником по профессии. Хотя он и рос в достатке, владея имуществом на сумму около 670 фунтов стерлингов, он не был грандиозной фигурой. Поэтому, прежде чем разобрать свои участки, мужчины обратились к Кетту с просьбой вернуть землю в общественное пользование. Они уверяли его, что говорят не только от своего имени или от имени Флауэрдью, но и ради "блага всего общества".
Кетт не пытался отгонять их или защищать свои вольеры. Он даже не стал отстаивать свое право иметь их. Вместо этого он заявил о своем сочувствии протестующим, показав, что "глубоко чувствует их собственное несчастье". По его словам, "дворяне и джентри" обладают "столь чрезмерной властью, столь великой скупостью и столь неслыханной жестокостью", что их необходимо сдерживать.