Nexus

Особую силу механизмам научной самокоррекции придает то, что научные институты не просто готовы признать институциональные ошибки и невежество, они активно стремятся их разоблачить. Это видно из структуры стимулов институтов. В религиозных институтах их члены заинтересованы в том, чтобы соответствовать существующей доктрине и с подозрением относиться к новизне. Вы становитесь раввином, имамом или священником, исповедуя верность доктрине, и можете продвинуться по карьерной лестнице, став папой, главным раввином или великим аятоллой, не критикуя своих предшественников и не выдвигая никаких радикальных новых идей. Действительно, многие из наиболее влиятельных и почитаемых религиозных лидеров последнего времени - например, папа Бенедикт XVI, главный раввин Израиля Давид Лау и аятолла Хаменеи из Ирана - завоевали славу и сторонников благодаря жесткому сопротивлению новым идеям и тенденциям, таким как феминизм.

В науке все работает наоборот. Прием на работу и продвижение по службе в научных учреждениях основаны на принципе "публикуйся или погибнешь", и чтобы опубликоваться в престижных журналах, вы должны раскрыть какую-то ошибку в существующих теориях или открыть что-то, чего не знали ваши предшественники и учителя. Никто не получит Нобелевскую премию за то, что будет неукоснительно повторять слова предыдущих ученых и выступать против каждой новой научной теории.

Конечно, как в религии есть место для самокоррекции, так и в науке достаточно места для конформизма. Наука - это институциональное предприятие, и ученые полагаются на институты почти во всем, что им известно. Например, откуда мне знать, что средневековые и ранние современные европейцы думали о колдовстве? Я сам не посещал все соответствующие архивы и не читал все соответствующие первоисточники. Более того, я не в состоянии прочитать многие из этих источников напрямую, поскольку не знаю всех необходимых языков и не умею расшифровывать средневековые и ранние современные почерки. Вместо этого я опирался на книги и статьи, опубликованные другими учеными, например, на книгу Рональда Хаттона "Ведьма: A History of Fear", которая была опубликована издательством Йельского университета в 2017 году.

Я не знаком с Рональдом Хаттоном, профессором истории Бристольского университета, и не знаю лично бристольских чиновников, нанявших его на работу, или редакцию Йельского университета, опубликовавшую его книгу. Тем не менее я доверяю тому, что читаю в книге Хаттона, потому что понимаю, как работают такие учреждения, как Бристольский университет и издательство Йельского университета. Их механизмы самокоррекции имеют две важнейшие особенности: Во-первых, механизмы самокоррекции встроены в ядро институтов, а не являются периферийным дополнением. Во-вторых, эти институты публично отмечают самокоррекцию, а не отрицают ее. Конечно, возможно, что часть информации, которую я почерпнул из книги Хаттона, неверна, или я сам могу неправильно ее истолковать. Но эксперты по истории колдовства, которые читали книгу Хаттона и которые, возможно, будут читать эту книгу, надеюсь, заметят любые подобные ошибки и разоблачат их.

Популистские критики научных институтов могут возразить, что на самом деле эти институты используют свою власть для подавления неортодоксальных взглядов и устраивают собственные охоты на ведьм против инакомыслящих. Конечно, это правда, что если ученый выступает против ортодоксальных взглядов в своей дисциплине, это может иногда иметь негативные последствия: отклоненные статьи, отказ в грантах на исследования, неприятные нападки ad hominem, а в редких случаях даже увольнение с работы. Я не хочу преуменьшать страдания, которые причиняют такие вещи, но это все же далеко не физические пытки и сожжение на костре.

Рассмотрим, например, историю химика Дэна Шехтмана. В апреле 1982 года, наблюдая в электронный микроскоп, Шехтман увидел то, чего, согласно всем современным теориям в химии, просто не могло существовать: атомы в смешанном образце алюминия и марганца были выкристаллизованы в узор с пятикратной вращательной симметрией. В то время ученые знали о различных возможных симметричных структурах в твердых кристаллах, но пятикратная симметрия считалась противоречащей самим законам природы. Открытие Шехтманом того, что стало называться квазикристаллами, звучало настолько необычно, что было трудно найти рецензируемый журнал, который согласился бы его опубликовать. Не помогло и то, что Шехтман в то время был младшим научным сотрудником. У него даже не было своей лаборатории, он работал в чужой. Но редакторы журнала Physical Review Letters, изучив доказательства, в конце концов опубликовали статью Шехтмана в 1984 году. И тут, как он сам описывает, "начался ад".