Незабудка

Никто и никогда не говорил с ней так откровенно и честно. Она не заметила, как всё рассказала деду: о договоре с Сашкой, о чувствах к нему. Он внимательно слушал.

– Не торопи события. Если ты нужна ему, всё разрешится само собой.

– Скажи, вы молодыми были другими? Только и слышно, что нынешняя молодежь плохая. Позорим отцов и дедов, – буркнула внучка.

– Чепуха, люди не меняются. Всегда были герои и трусы, добрые и злые, жадные и щедрые. Меняются только времена и эпохи.

– Дед, а почему у вас с бабушкой только один ребенок? Вы больше не хотели детей? – Таня ойкнула, вопрос вырвался нечаянно. – Извини, можешь не отвечать.

– Не волнуйся, это не секрет. Я слишком долго воевал: Ангола, Вьетнам, потом Афган. Мы больше находились в разлуке. Настя очень боялась остаться матерью-одиночкой. И мне, и ей дорога каждая минута, которую мы провели вместе. После ранения, когда меня комиссовали, было уже поздно заводить детей. Я очень виноват перед ней. Мои ранения – её шрамы на сердце. Слишком много она пережила. Твоя бабушка умела ждать. Я очень любил её, но принёс столько боли и одиночества. Иногда думаю: ни один воинский долг, тем более в чужой стране, не стоит слёз жен и матерей.

Они ещё долго беседовали. Таня заочно знакомилась с бабушкой. Она по десять раз смотрела фотокарточки в альбоме и на стенах в рамках. Теперь Таня знала бабушку Настю в разные периоды жизни. Словно в ускоренной съёмке, запечатлённая в снимках, разворачивалась перед ней жизнь родных. Вот молодая мать кормит грудью младенца. Таня умилилась пухлым щёчкам крошечной Анечки. Вот бабушка Настя в красивом крепдешиновом платье ведёт за руку такую же нарядную девочку лет пяти.

– Моя мама была очень смешным ребёнком, – хмыкнула Таня, разглядывая фото. – Вы её немного перекормили, тут она прямо увалень.

Иван Данилович засмеялся:

– Насте всегда казалось: Анечка плохо кушает. Вот она и пичкала её всегда.

На следующем снимке нескладная девочка подросток стояла возле плетня и недовольным взглядом смотрела в объектив фотоаппарата. Таня долго рассматривала его и сделала вывод:

– Усиленное питание не помогло. Тут мама, худая как жердь. А ещё меня критиковала.

Дед ехидно заметил:

– А ты ей в следующий раз, когда будет ругать за плохой аппетит, скажи: «Я видела, как ты выглядела в четырнадцать лет. Чистая доходяга».

***

Беседы стали потребностью для обоих, говорили они обо всём. У деда был особый дар, говорить на равных, не делая скидку на возраст. Иван Данилович давал ответы на вопросы внучки открыто и честно. Учил её ценить жизнь в любых проявлениях. Как-то она спросила:

– Дедуль, почему любовь проходит?

Он не стал отнекиваться или отвечать односложно. Минут пять молча смотрел на огонь в печи, а потом, посерьёзнев, сказал:

– Ты полюбила и думаешь: такой взрыв чувств будет всегда. Душа не на месте, покоя нет. В крови, будто жидкое пламя, хочется плакать и смеяться одновременно. Это может продолжаться год, два, ну три, потом чувства станут спокойнее. Войдут в русло, как река, бурлившая в половодье, входит в берега. Это вовсе не значит, что любовь прошла. Просто чувства стали качественнее, глубже. Ни один человек не может долго жить на пределе, взрыве чувств: сошёл бы с ума. Природа придумала предохранительный клапан. За вулканом ощущений следует их спокойное течение. Люди часто не понимают этого и начинают, как наркоманы, искать, чем подстегнуть угасающий фейерверк эмоций. Правда, если не было любви, а только влюбленность, новизна проходит и оказывается: у людей нет ничего общего. Их связывают только дети. Вот тогда настоящая беда. Даже не знаю, что хуже. Когда люди расстаются или когда живут вместе, заражая детей своей не любовью. Настоящее чувство роднит. Прежде чужие друг другу люди становятся одним целым. Болит у одного, больно другому. А радость не делится – она удваивается. Чем старше любовь, тем осознаннее чувства и сильнее привязанность. Родство происходит уже на глубинном уровне: становится невозможным жить друг без друга.

Таня сидела в своём любимом кресле у окна. Они с дедом в кухне проводили больше времени, чем в любой другой комнате. Здесь было уютнее всего, в печи горели толстые поленья, их живой огонь завораживал. Она даже уроки делала за обеденным столом. Иван Данилович обычно или сидел рядом, придумывая рисунок для новой чеканки, или курил возле поддувала, оседлав мягкую скамеечку.

– Получается, что любовь из одного состояния, переходит в другое. Так просто. Зачем же тогда ищут новую любовь? Ошибаются, предают? Почему мало счастливых семей? – Таня грустно смотрела в окно на падающий снег.

– Думаю потому, что большинство хочет счастья, прежде всего для себя любимого. Такое счастье эгоистично и иллюзорно. Да и не может человек быть постоянно счастлив, если только он не идиот, – засмеялся дед.

«Оказывается, у него заразительный смех», – подумала она удивлённо.

– Но как определить любовь это или влечение?

Иван Данилович поднял густые брови, погладил бороду в задумчивости.