Незабудка

Старое, во всем и всегда нетерпимое, враждебное отношение ко всему немецкому в чем-то теперь изменилось. С некоторых пор она сильнее тревожилась за матерей, за всех детей, страдающих от военных невзгод и лишений, в том числе за немецких матерей и детей. А особенно остро жалела маленьких детей, которые убиты и уже никогда не вырастут.

Со стыдом вспомнила она, как однажды обозвала фашистским отродьем совсем махонькую девочку. Дело было на окраине Шталлупенена, восточнее водонапорной башни. Наши только что ворвались в город и на чердаке углового дома поймали немку; она сидела там с фаустпатроном под мышкой и подкарауливала танки. На чердак с собой фаустница взяла совсем маленькую девочку, лет четырех от роду, никак не больше. В смертницы, что ли, эта немка себя и дочку записала? Когда наши автоматчики вели эту ведьму в штаб батальона, девочка бежала вприпрыжку, держалась за материну юбку. Какой бы отъявленной диверсанткой ни была та немка, все равно не следовало Незабудке злобиться и обзывать девочку.

В ту минуту, когда Незабудка невесело размышляла об этом, ей сообщили, что ранен сапер, который ставил сюрпризы на минном поле.

Незабудка поползла к саперу с затаенной надеждой, чтобы он был ранен не тяжело, чтобы не пришлось тащить его на себе.

Еще за десяток шагов она увидела, что сапер неподвижно лежит, очень неловко держа миноискатель. Значит, ей придется впрягаться и тащить мучительную ношу.

Она подползла еще ближе, повернула тело — сапер лежал ничком. Наибольшее милосердие, какое можно было сейчас оказать саперу, — вынуть из его окоченевших рук шест миноискателя и закрыть лицо каской.

Она устыдилась чувства облегчения, мимолетно коснувшегося ее в эту минуту.

Но как ни стыдно было своего чувства, она именно в тот момент, там, на минном поле, поняла, что, если бы сапера не убило, а тяжело ранило, она, не считаясь ни с чем, впряглась бы в эту тяжкую ношу. Иначе она прокляла бы себя, ей стыдно было бы поглядеть в глаза Павлу, ее презирал бы будущий сын.

Да, на передовой оставаться ей невозможно, эта вылазка на передний край — последняя.

9

— Я бы хотела поцеловать тебя столько раз, чтобы хватило на всю разлуку.

— Мы скоро увидимся.

Она покачала головой, отказываясь от деланной бодрости, и сказала на прощанье:

— Побереги себя, если сможешь.

Интимные слова полагается шептать, а им обоим приходилось кричать их друг другу, перекрывая всеобщее громыхание. Он откинул каску на затылок, она сдвинула свою набекрень, открыв ухо.

Когда он не мог расслышать ее слов, то сердито подымал руку. Она уже знала этот жест — он словно требовал, чтобы воюющие прекратили страшный грохот: ну что за безобразие, в самом деле, будьте людьми, в конце концов, дайте поговорить хотя бы на прощанье!

Сильнее всего оглушила крыша дома, у которого они прощались, когда в нее угодил тяжелый снаряд, словно целый взвод протопал по крыше железными сапожищами.

Не только земля, но и воздух шатался в минуту их прощанья. В небе не умолкал слитный гул моторов, а по земле беспрерывно скользили угловатые тени самолетов. В игре света и теней была своя закономерность, будто он и она стояли у подножия ветряной мельницы.

Таким Незабудке и запомнилось лицо Павла, по нему шастали мимолетные тени, сменяемые бликами.

Через каждые несколько шагов она оборачивалась, пока совсем не потеряла Павла из виду; он стоял в воротах грязно-зеленого дома. Потом его заслонила афишная тумба, торчащая на перекрестке, и Незабудка перебежала на другой тротуар, чтобы взглянуть еще разочек.

Но в этот момент по соседству с домом, в котором нашли приют телефонисты батальона, разорвалась мина. Кирпично-черное облако метнулось в сторону ворот и заволокло зеленый дом.

Остался ли в живых «Ландыш»?

Снова начался ожесточенный огневой налет.

Незабудка тоже хотела спрятаться в нише ворот или в парадном подъезде. Ближний подъезд был заперт, но рядом ступеньки вели с тротуара в какой-то погребок с вывеской, на которой намалевана пивная кружка с пеной, переливающейся через край.

У входа в подвальчик на тротуаре лежал мертвый немец в штатском, пожилой и седоусый. Его лицо показалось Незабудке знакомым — немец был похож на Акима Акимовича.

Она сбежала по ступенькам, снизу пахнуло пивными дрожжами. И как только она оказалась в безопасности, обеспокоенно подумала: надежно ли укрылся на берегу Прегеля Аким Акимович? Он, бедняга, наверное, заждался ее там, на набережной. Как бы их лодку не изрешетило осколками. Уж слишком обильные железные осадки выпали сегодня в Понарте на берегах Прегеля. А без лодки добирайся обратно хоть вплавь, как тогда через Неман.

Когда глаза привыкли к полутьме, Незабудка поняла, что попала в пивной погребок: большие бочки — вместо столиков, маленькие бочонки — вместо табуреток.

Однако не к месту и не ко времени сидит она здесь. Нужно пройти всего полтора квартала, а там на набережной возле разбитой аптеки ее ждет Аким Акимович — добрая душа. Если бы не он — не попрощаться бы с Павлом; выручила лодка, которую Аким Акимович нашел на берегу Прегеля и припрятал для санитарных нужд.