А капитан приволок пакет с продуктами — сахарный песок, сгущенное молоко, банка с обязательной свиной тушенкой под названием «второй фронт», кулечек риса, пакет с яичным порошком, что-то из сушеных фруктов. Даже бутылка со спиртом оказалась в пакете.
— Одного тольки птушаччаго молока хиба нет, — сказала Данута, принимая продуктовый дар летчиков.
— Если память не изменяет, летный паек номер пять? — глухо засмеялась Незабудка с набитым ртом. — Давненько мы с Данутой и Павлушей так не отоваривались.
Никита умилился при виде малыша, несколько раз подходил к люльке, тряс погремушкой и все недоумевал — когда это мамаша успела так быстро обогатиться потомством, да еще таким черноглазым? А уши-то розовые и совсем прозрачные!
— Весь в отца, — сказала Незабудка с улыбкой.
Она вглядывалась в лицо Павлушки, пытаясь отыскать какие-то черты Павла, уловить сходство. Он чему-то улыбнулся — прислушался к погремушке или к шумному застолью?
Костя предложил выпить за благополучие отца семейства, сержанта Павла Тальянова.
— Он теперь старшина, — поправила Незабудка, настраивая гитару.
— Мы тоже в сапог не сморкаемся, — кивнул Никита в сторону капитана.
Не обошлось без душещипательной песни летчиков.
— Если бы тогда опоздали на пожар, — невесело усмехнулся Костя, — пришлось бы писарю и моих родных и близких известить...
— Надеюсь, у вашей невесты не такая короткая память?
— Наш капитан со своей невестой еще не познакомился, — внес поправку Никита.
Незабудка посмотрела на Костю и поняла, что шутка ее была неуместной. Она резким движением отложила гитару, будто не она была виновата сейчас, а инструмент. Плохо настроила — вот и фальшивит...
Незабудка пошла провожать гостей.
Тополиный пух уже отлетал свое, собравшись белыми невесомыми наметами у края тротуаров, и теперь с неистовой силой цвела липа, подтверждая древнее право белорусского июля называться «лiпень».
Сколько обугленных, разрушенных домов в центре города! И в близком соседстве с ними зеленеют тополя, каштаны, липы.
Незабудка задумалась и неожиданно сказала:
— Как пахнет медом! Вам не кажется, что деревья скрашивают развалины?
— А по-моему, эти красивые липы в цвету делают городской пейзаж еще более мрачным...
Никита шел впереди с Верой под ручку и любезничал.
Костя намеренно отстал. Все пытался начать разговор, но не хватало решимости. Наконец отважился и вручил записку, заранее приготовленную.
— Тут адрес родителей. Мы ведь земляки. Только вы с Вишеры, а я с Южного Урала. Возможно, через неделю меня мимо дома провезут. Если наш эшелон направят на Златоуст — Челябинск... Хорошо, если моя помощь вам не понадобится. Но если случится вдруг... Если нужно будет выручить... Я родителям про вас и мальчика написал.
Она не перебивала сбивчивого признания, только вглядывалась при свете звезд в его рябоватое лицо.
«Такой смелый, а боишься сказать правду. Твердишь о своей благодарности для того, чтобы скрыть другое, более сильное чувство. Только от меня скрываешь или от себя тоже?»
— За адрес спасибо. — Она спрятала в карман записку, в порыве признательности обвила его шею руками и поцеловала в губы.
Нет, он не обрадовался прощальному поцелую, наоборот, помрачнел и, не поднимая головы, не оборачиваясь, прибавил шагу, догоняя Никиту с Верой.
Незабудка смотрела вслед с чувством неловкости и мимолетного стыда.
«Павел бы меня не похвалил... Как это в романсе поется? Ты узнал эту ласку прощанья, ты опять одинок... Захотела утешить из жалости. Это при ранении помогает обезболивание. А безвзаимную любовь нежностями не лечат...»
Медленно повернула она к дому, нащупывая в кармане листок с адресом Феоктистовых.
Она твердо знала, что никогда не напишет ни Косте, ни его родителям, как бы ей туго ни пришлось. Кто он для нее, этот милый парень, — запасной жених?..
15
«30 мая 1945 года.